— Действительно. Пойдем, Тимка, куда потише.
Старик вылез из-за стола и неторопливо засеменил в сторону виднеющегося из-за деревьев особняка. Но в дом мы заходить не стали, старик свернул к беседке, где мы уже имели с ним разговор в первый день моего вселения в это тело. Махмуд уселся на лавку, а я уселся через стол напротив него, оставляя себе свободу маневра, если что-то пойдет не так. Терпеливо дождался, когда Али-Баба раскурит свой неизменный кальян и сделает пару-тройку затяжек.
— Давай, внучек, вываливай свой серьезный базар, — невозмутимо, как это умеют только азиаты, произнес таджик.
Хотя, огонек интереса в его глубоко запавших прищуренных глазах я, все-таки, заприметил. Ну, держись старый! Посмотрим, насколько это для тебя сейчас актуальна информация тридцатилетней давности.
— Э́йяфьядлайё́кюдль [5] еще курится! — членораздельно произнес я кодовую фразу, которая являлась ключом к общаку, и давала полное право распоряжаться этими финансовыми запасами.
Поначалу старик явно не догнал, что услышал из уст своего приемного внука. Однако через пару ударов сердца его узкие глазенки раскрылись и полезли на лоб, а зрачки расширились, едва ли не на всю радужку. Он поперхнулся набранным в грудь ароматным дымом кальяна и закашлялся. Похоже, не забыл Али-Баба наше волшебное «Сим-сим, откройся!». Вон, весь даже пятнами пошел, настолько его ошеломили эти долгожданные слова.
Да, нарочно такого не придумаешь. Как-то раз, пребывая в очередной отсидке, попалась мне в руки книжица про всякие-разные вулканы, неизвестно каким образом очутившаяся в тюремной библиотеке. Читать я всегда любил — а чем еще заниматься за решеткой? Вот и пролистал от скуки. И названия Исландских вулканов, от которых язык сломаешь, к хренам, отчего-то так меня позабавили, что я их наизусть заучил. Да так, чтобы отскакивали от зубов без запинки.
Так что, когда у меня возникла нужда, я использовал название одного из них (самое труднопроизносимое) в качестве пароля. И Махмуда заставил выучить. Да так, чтобы подними его ночью, он без запинки это мудреное название на одном дыхании выдал. Помучиться, правда, мне с ним пришлось. Этот таджик и по-русски в те далекие годы, криво бакланил, а здесь, таки вовсе, хоть к логопеду его тащи. Но разобрались-таки. Намертво ему этот Эйяфьядлайёкюдль в память врезался, что никакими клещами теперь его оттуда не изъять. Теперь уже только смерть все сотрет…
— Откуда? — Только и смог выкашлять вместе с дымом Али-Баба.
— Леченье бабкино… — Начал я, ступая на довольно скользкий путь. Ведь от того, поверит мне дед или нет, зависели и его, и моя дальнейшие судьбы. — Я, как бы, умер, дед… Не могу точнее объяснить! — нервно мотнул я головой. — Если хочешь, сам у Лукьянихи спрашивай, какой-такой хренью она меня поила, что я такие красочные и реальные глюки словил! Дед, да меня даже после ширева так никогда не вставляло!
Старик недоверчиво слушал, не то, что, не перебивая, но даже и не открывая рта! Его, похоже, основательно вставила моя вулканическая фразочка, которую он ждал в Нахаловке всю свою сознательную жизнь. А услышал от внука, который вырос на его глазах. Вот и не знает, старый, как ему на все это реагировать. Как бы еще его удар не хватил, тогда точно — пиши пропало.
— Что ты видел? — Отливающая от лица старикана кровь делал его похожим на встреченных мною в преисподней мертвяков.
— Дед, ты это… — взволновано произнес я. — Хреново выглядишь! Сожри колесо! Есть с собой?
Али-Баба заторможено кивнул, залез в карман и вытащил хрустящий блистер с таблетками. Не глядя выдавил лекарство себе в ладонь и забросил его в рот, не выпуская меня из поля зрения.
— Продолжай! — потребовал он через пару минут, когда цвет его лица немного пришел в норму. Видимо, деду полегчало.
— Серый мир и бредущая куда-то мимо меня бесконечная колонна мертвецов, — продолжил я, убедившись, что с Махмудом все в порядке. — У кого горло заточкой вскрыто, у кого голова в хлам, а кто, и вовсе, на настоящее решето похож — пулевых не счесть… — Я остановился, чтобы перевести дух, а таджик с несомненным интересом выслушал, что я ему преподнес. — И тут из толпы дед какой-то с дыркой в голове, костлявый словно Кощей Бессмертный, вылезает и прямым ходом ко мне… — Старик напрягся еще больше, пытаясь не пропустить ни единого моего слова. — Слышь, фраер малолетний, — произнес этот дед, кашляя в кулак кровью, явно ко мне обращаясь, — ты, что ли, внуком Махмуда Али-Бабы будешь? Я сначала не понял, а потом дошло — это он про тебя интересуется.
— Дальше! — требовательно проклокотал старик, когда в очередной раз остановился, чтобы воздуха в легкие набрать.
— Передай, говорит, Махмудке, — продолжил я гнать пургу, — чтоЭ́йяфьядлайё́кюдль еще курится…
— И ты сразу это запомнил? — с каким-то подозрением спросил поинтересовался Махмуд.
— Ага, как же! — рассмеялся я. — Ты сам попробуй эту хрень выговорить — весь язык себе сломаешь!
[1]Лепёха разбитая — пиджак и брюки от разных костюмов (уголовный жаргон).
[2] Давление — галстук (уголовный жаргон).
[3] Алюра — девушка (уголовный жаргон).
[4] С душком — нахальный, наглый (уголовный жаргон).
[5] Э́йяфьядлайё́кюдль (исл. Eyjafjallajökull) — шестой по величине ледник Исландии. Расположен на юге Исландии в 125 км (77 миль) к востоку от Рейкьявика. Под этим ледником (и частью под соседним ледником Мирдальсйёкюдль) находится одноимённый вулкан конической формы.
Глава 21
В общем, я, как мог, обрабатывал постаревшего таджика, заставляя поверить в ту ахинею, которую я нес. Но самое смешное, что эта ахинея, с точки зрения нормального вменяемого человека, была самой настоящей правдой. С небольшими «поправками» и оговорками, но, по сути — так оно и было! Однако, Махмуд колебался, так и не поверив в эту историю окончательно. Он задавал мне какие-то левые вопросы, не имеющие прямого отношения к этой странной истории, курил, сука, свой гребаный вонючий кальян, как заправский паровоз, выпадая из разговора порой на несколько минут.
В конце концов, мне это надоело, и я решил пойти ва-банк, приоткрыть, так сказать, завесу тайны.
— Ты чего это, бес[1] ялдашский[2], совсем рамсы попутал[3]? — скорчив недовольную мину, сипло рыкнул я, припоминая, как драла мои легкие и горло перед смертью