Много в жизни я любил, много в жизни презирал,
Но я жизни все равно не узнал.
А дальше к песне присоединились все присутствующие гости, которые, к удивлению Игорька, тоже знали слова:
— Не искал покоя я, видел Бог.
И не раз я покидал родной дом.
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог, а-а.
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог.
Вместе с остальными пел и Тимоха, в честь которого его родня и устроила эту грандиозную попойку. Но едва пошел последний куплет, все резко замолчали, а его одинокий голос, напротив, продолжал звучать:
— Выйду я на перекресток дорог…
Паренек запнулся от неожиданности, но на него шикнули, типа «не порть песню, Тимка», и он, недовольно качнув головой, продолжил, слегка запинаясь, время от времени, словно вспоминая позабытые слова:
— Я свободный воздух грудью вдохну.
Я смахну с лица рукой огорчения слезу,
Буду ждать свою счастливую весну, а-а.
Я смахну с лица рукой огорчения слезу,
Буду ждать свою счастливую весну.
* * *
Вернувшись домой (да-да, жилище родни почившего Тимохи я уже по праву считал своим домом), я пребывал в некой эйфории, что все проблемы моей прошлой жизни удалось разрешить. Али-Баба сберег доверенный ему общак даже после тридцати лет прошедших с моей смерти. Он не нарушил данного слова, не скрысятничал, хотя имел на то вполне веское основание.
Теперь я буду считать его только дедом, без всяких посторонних мыслей. Да и вообще, как сказала Лукьяниха, буду считать себя заново родившимся, и постараюсь никогда не совершать ошибок прошлой жизни. Все, нет больше законного вора Семена Метлы! Он умер, и пусть покоится с миром!
Мы с дедом вернулись к столу, и я с аппетитом налег на закуски, позволяя себе время от времени пригубить немного спиртного. Совсем чуть-чуть — настроение у меня и без этого находилось на недосягаемой ранее высоте, и не нуждалось в дополнительном стимулировании.
Когда за столом затянули «Черного ворона», я с превеликим удовольствием присоединился к честной компании. Эх, давненько же я не пел! Хоть, порой, мне очень этого хотелось. Но солидный статус воровского авторитета довлел надо мной все последние годы.
А вот когда мужичок из бригады Борькиных лесорубов затянул прежде незнакомую мне песню, которая просто один в один перекликалась с моим нынешним состоянием, я неожиданно осознал, что тоже ему подпеваю. Слова сами собой выскакивали из откуда-то глубин моего подсознания, что я на мгновение даже опешил.
А уж когда деревенские «певцы» меня и вовсе подставили, оставив заканчивать песню в одиночестве, я растерялся поначалу, но слова никуда не исчезли — ведь я тоже, в какой-то степени, ждал сейчас «свою счастливую весну». Надеясь, что она обязательно придет.
У меня была только одна версия, откуда я мог знать эти слова — я получил доступ к какой-то части Тимохиной памяти. И из-за моего морального состояния слова песни выпрыгнули на поверхность, как чертик из коробочки. Подождем немного, мне спешить некуда, может, и еще чего всплывет?
— Вечер в хату, господа хорошие! — Вырвал меня из раздумий до неприличия знакомый голос.
Те же интонации, то же презрение, только он стал чуть грубее и ниже. Но я, ни за что на свете, не перепутал бы его ни с каким другим — ведь именно обладатель этого голоса и спровадил меня на тот свет с дыркой в голове!
Глава 24
Витя Бульдозер просто «рвал и метал». Прошло уже полдня, а бригада «суровых пацанов», которую он поручил собрать Хорьку, до сих пор еще не мчалась по направлению к Нахаловке. Он несколько раз звонил самому Гоше с резонными требованиями поторопиться. Хорек обещал, что все будет ништяк, нужно только немного подождать — ведь собрать такую кучу вооруженных бойцов в наше время не так просто. Не девяностые на дворе!
Витя рычал, матерился, обещал натянуть Хорьку глаз на жопу — но дальше этого дело не двигалось. Бульдозер с проклятиями бросал трубку, вливал в себя очередной стакан вискаря и все глубже погружался в черную меланхолию. Да, девяностые он вспоминал с потаенной грустью — ведь в то время только по одному щелчку его пальцев тут же срывалась с места вооруженная волынами кодла, готовая порвать на куски кого угодно!
В те годы он реально чувствовал себя едва ли не Господом Богом, ведь только его желания определяли тех, кому жить, а кому и примерить деревянный макинтош пришла пора. Вроде бы и сейчас грех жаловаться — у него имеется все, что только душеньке будет угодно — бабки, власть, влияние… Но из жизни ушло что-то такое, безбашенное, дикое и буйное, заставляющее реально вскипать в жилах кровь и ссать кипятком. Когда адреналин едва ли из ушей не брызжет, и ты не знаешь, выживешь сегодня или завтра тебя четверо понесут…
Честно говоря, Витя Бульдозер безмерно скучал по прежней жизни, ведь жизнь депутата Государственной Думы Виктора Павловича Тихорецкого, была сытой и богатой, но невыносимо пресной и до безобразия предсказуемой. Небольшой отдушиной был Бурят, которого Витюша использовал в духе тех самых девяностых, когда конкурентов уничтожали именно в прямом смысле этого слова. Сейчас не стало и Бурята…
Этот чертов неуловимый общак Семена Метлы оказался для Бульдозера просто каким-то проклятьем. Едва он забрезжит на горизонте и поманит — «вот тута я, иди и возьми», как тут же исчезнет на десятки лет! Мало этого, но и забыть его просто так Витя не мог. Он всегда очень нервно реагировал на собственные провалы. А пропавший союзный общак едва не стал и вовсе настоящим провалом в Витиной криминальной «карьере».
Если бы не перестройка, и не начавшийся по всей бывшей Стране Советов кровавый беспредел, когда братва резала, стреляла и даже подрывала друг друга направо и налево, напрочь позабыв про понятия, законы и здравый смысл, Витю бы реально развенчали из законников и уложили под дерновое одеяльце за убийство такого непререкаемого авторитета воровского мира, как Семен Метла. Ведь более известным и почитаемым в мире воров на тот момент был разве что Вася Бриллиант.
Но девяностые «амнистировали» все прегрешения, обнулили показатели, бросив всю страну, а не только криминальное сообщество в пучину такого махрового беспредела, что сам Витя Бульдозер диву давался: «а что, так тоже можно было?», и брал