– Я была его студенткой и сразу поняла, что он ко мне неравнодушен, только не может завязать отношения, потому что преподавателям нельзя заводить романы…
– Конечно, – подтвердила Ирина Ивановна, – я сама в институте училась, и когда… ладно уж, признаюсь… и когда у меня появился доцент с кафедры искусственного осеменения, мы с ним встречались тайно: то в мотелях, то в его гараже. Он хотел развестись со своей женой, но не получилось, потому что у его жены папа был проректором по научной работе… Но главное, конечно, не это. Главное – то, что доцент мне и самой не очень нравился. Особенно после того, как мы попробовали заниматься любовью в машине. Он вдруг как заорет: «Тпрру! Прекращай так брыкаться – ты мне все машину раздолбаешь!» Как будто я виновата, что у него машина маленькая. Мог бы и побольше приобрести.
– Ты с ним сразу рассталась?
– Не сразу, он мне сначала зачет поставил по селекции рогатого скота. Тоже ведь удумали – сдавать всякую ерунду: я же на экономиста сельско-хозяйственного производства училась. Зачем мне какая-то селекция, тем более скота! Вспомнила, – почти закричала Марфина, – кто такой поэт Лапников! Мне как раз этот доцент читал его стихи. Я, конечно, не запоминала, потому что ждала от него другого. Но он, гад, все на поэзию переводил… Помню только несколько строк, которыми он особенно меня мучил:
Все шли домой к своим заботам.
Прощаясь с повседневным злом,
Садилось солнце за болотом,
Ночным укрытое крылом.
Стихало все… Но по субботам
Летали черти над селом[24].
Ирина Ивановна вдруг напряглась, посмотрела на Веронику и выдохнула:
– Ой, я вдруг вспомнила, что про живого мертвеца мне тоже доцент Полушкин читал. А я-то думала, что это стихи Колпаковой. Выходит, оно зря мне нравилось. Просто я такая наивная, что меня легко обмануть.
– Мы должны этому что-то противопоставить, – предложила Вероника.
– Во! – выдохнула вице-губернаторша. – Точно! Это именно то, что нам нужно! Не нас должны обманывать, а мы их! Пусть это будет нашей тайной.
– Я не умею хранить секреты, – призналась Сорина, – я всеми тайнами делюсь с мужем.
Ирина Ивановна посмотрела на нее с сочувствием, постепенно во взгляде появились боль и сострадание.
– Какая же ты несчастная, – прошептала Марфина, – как же тебе тяжело жить! Хотя мой тоже диктатор: запрещает мне носить бриллианты. А для чего вообще нужны драгоценности? Чтобы они в банковской ячейке лежали? Зачем же он мне их покупает… Хотя я сама себе их покупаю, муж иногда только…
Увлекательный разговор длился долго. Вероника вернулась, утомленная советами новой подруги. Муж ожидал ее дома – не ожидал, конечно, а просто изображал, сидя в кресле в гостиной первого этажа. Вечера он обычно проводил или в своем кабинете, или в комнате для приемов. Она подошла, наклонилась и чмокнула его в подставленную щеку.
Евгений держал в руках книгу.
– Просмотрел полки и обнаружил книгу стихов, – укоризненно произнес он. – Откуда?
Он показал на обложку. А потом протянул ей и книгу.
– Это моя, – объяснила Вероника, раскрывая книгу. – То есть не моя, а Виктора Сосноры. Ее я купила лет десять назад у букиниста.
Она посмотрела на страницу и произнесла, но не так, как читают стихи, а обычным голосом, каким всегда разговаривала с мужем:
Мой дом, увы, богат и, правда, прост:
Богат, как одуванчик, прост, как смерть.
Но вместо девы дивной, райских роз
На ложе брачном шестикрылый зверь.
Сорин вдруг почувствовал, как похолодела спина. Почему Вероника вспомнила именно эти стихи: как она может знать, что произошло с ним минувшей ночью в их старой квартире, которую он продал когда-то другу, а тот заложил ее банку. И Сорин опять выкупил, но уже практически за копейки. Выкупил вместе со старой мебелью и той самой дубовой кроватью с резными ножками, на которую он притащил будущую жену двадцать лет назад.
Но сил хватило изобразить недоумение:
– Ты это о чем?
Вероника пожала плечами и спросила:
– А ты как?
– Устал. Встретил в китайском сокурсника – Андрея Шишкова. Он сейчас на Дальнем Востоке. Почти тридцать лет с ним не виделись. Я даже его не сразу узнал. Он сам подошел… Выпили, потом поехали к нему… То есть в квартиру его родителей, а это у черта на куличках. Там он меня с женой познакомил. Там еще выпили… Он предложил мне открыть филиал нашей биржи на Дальнем Востоке. Я ответил, что проще зарегистрировать новое предприятие: это займет время, но имеет больше плюсов… Короче, увлеклись…
– Мог бы позвонить. Ты же с охраной был.
– Я ребят отпустил. А ты чем занималась?
– Готовилась к завтрашнему вечеру. Заказала тридцать бутылок «Дом Периньон» двенадцатого года, брют.
– Зачем столько шампанского? – удивился Евгений Аркадьевич. – Твои дамы упьются в сосиску.
– Жена вице-губернатора точно устоит. Она сегодня за обедом выпила три дайкири… И ничего – стихи читала, и только.
Она еще раз склонилась над ним, Евгений Аркадьевич не успел подставить щеку, и жена поцеловала его в висок.
– Отдохни, – шепнула она. – Ты не спал этой ночью, я вижу, а завтра трудный вечер предстоит.
Он хотел сказать, что ноги его там не будет, но промолчал.
Гончаров с Леной ужинали на кухне. Лена рассказала, как прошел ее день, а потом спросила:
– А ты чем занимался?
– Делом Пятииванова. То есть делом о его убийстве. Появляется новая информация, но насколько она полезна – мне пока неизвестно. Это как иметь рассыпанные пазлы без картинки-образца, которому надо соответствовать. Но если соединятся несколько пазлов, то тогда и вся картина получится.