— Оружие — это хорошо, но с физическим усилением человек сам по себе может стать оружием, — говорю я и вытираю клинок от крови об рубашку мертвеца, а затем убираю клинок в ножны.
От тела отделяется дар, и я забираю его. Он формируется небольшим водяным шариком на моей руке. Осматриваю его, а затем дар впитывается в мою ладонь.
— М-да, а неплохих вершин ты достиг со столь паршивым даром. Впрочем, тебе уже плевать.
Тем временем Алина привела женщину. Ее руки сковывали теневые оковы, которые маг другого направления не сможет разорвать.
— Господин, что с ней делать? — спрашивает служанка.
— Выруби ее.
Одним ударом в затылок Алина отключает нашу пленницу.
— Позвони кому-то из наших, пусть её заберут и узнают всё, что можно.
— Хорошо, — отвечает Алина и достает телефон.
Еще несколько часов мы провозились на этом участке, а потом отправились домой. На этот раз я был за рулём.
— Не ожидал, что разведка так хорошо сработает, — говорю Алине.
— Да, это удивительно. Уверена, что Разумовский приложил свою руку.
— А иначе и быть не может. После нападения на город он может накликать на империю большую беду, тем, что не досмотрели и не обнаружили заранее. И сейчас каждый будет пытаться оторвать от империи кусок побольше.
— Что же с этим делать? Уверена, без вас не справятся.
— Не переживай, я сделаю все возможное.
— Хочу посмотреть на лица ваших врагов, когда вы станете императором, — улыбается Алина.
— О, уверен, что это будет незабываемое зрелище.
Если в империи начнется хаос, который стремительно приближается, то это затронет и род Разумовских, Канцлер, как и любой здравомыслящий человек, не захочет допускать подобного. А без него Лаврентьев не стал бы столь явно шевелиться.
Все же в разведке остались люди, которые умеют работать, если они смогли выйти на диверсионные группы. Однако еще нет уверенности, что допрошенные не поведут нас по ложному следу. Но с этим мы уже разберемся.
Внезапно в груди защемило — лицо скривилось.
Какой же грязный дар, однако. Не стоит надолго оставлять его у себя, иначе он может ослабить мои основные таланты.
Я подъехал на парковку возле городской детской больницы и достал планшет. Зашел в базу данных клиники и достаточно быстро нашел то, что нужно. Выглянул в окно — в редких окнах горел свет, все-таки уже наступила ночь, пока мы заезжали по пути еще в несколько мест.
Велел Алине ждать меня в машине. Сам переместился в тень и появился на первом этаже клиники. Потом оказался в другом коридоре и так перемещался раз десять, пока не нашел нужную палату.
На кровати спал ребенок. Возле нее была прикреплена папка с личной медицинской карточкой, которую я и открыл, чтобы удостовериться, что он тот, кто мне нужен.
Егоров Павел из семьи простолюдинов. Двенадцать лет. Неодаренный. Неизлечимая форма магического отравления, причиной которого стала человеческая глупость.
Прочитав это, я хмыкнул. Взглянул на бледное лицо ребенка, оно совпадало и с карточкой пациента, и с записью в личном деле. Ему совсем недолго осталось.
Я приблизился к нему и на руке из тонких узоров образовался водяной шарик — отнятый у диверсанта дар. Мне удалось быстро найти ему достойное применение.
Дар опустился на тело мальчика и вошел прямо в его грудь. Тело Егора начало корежить — оно выгнулось дугой. Затем он опустился на кровать и задрожал, точно в припадке. Но мальчик не издал ни звука.
— За это прошу прощения, не самая приятная часть процедуры. Но зато вода излечит твою болезнь, — сказал я, но мальчик меня не услышал — он и до моего прихода находился без сознания. — А еще поздравляю, теперь ты Одарённый. Дар не совсем чистый, но лучше так, чем ничего.
Удостоверившись, что все прошло гладко, я кивнул и снова исчез в тени. Затем вернулся в машину, и мы уехали во дворец.
На груди осталось теплое чувство — все-таки я сделал хорошее дело. Жизни мальчика больше ничего не угрожает. Утром он проснется совершенно здоровым. Представляю радостные лица его родителей.
А теперь нужно поговорить с сестрой и вернуться во дворец.
* * *
В панорамные окна дорогого ресторана лил свет, который мерцал на бокалах, стоящих на столах двух братьев-близнецов, обедающих здесь. Их столик находился в самом углу, подальше от лишних ушей других посетителей заведения.
Ване и Ивану было двадцать восемь лет и, благодаря работе на Дмитрия Алексеевича, они могли себе позволить посещать и не такие заведения. А вкусно поесть оба брата любили.
Их часто спрашивали: почему их так назвали? На что оба брата всегда отвечали одинаково: как матушка в роддоме нас записала, так и зовемся. Да, Ваня и Иван — это разные имена, а не форма одного и того же. А им часто по жизни приходится это объяснять.
— Веселое было задание, — с ухмылкой говорит Иван.
Оба братьев были в деловых костюмах. Но, в отличие от Вани, Иван был мускулистее. Со стороны Иван создавал впечатление перекачанного здоровяка.
Угрюмый Ваня поднял взгляд и тоже улыбнулся:
— Да, давно не было чего-то по-настоящему интересного. А тут надо было выследить по примерным данным и вывести заложников, чтобы при этом никто не пострадал.
Ваня по своему телосложению был меньше своего брата, но это не делало его менее опасным убийцей. Просто у Вани был слегка другой профиль, пользовался он исключительно кинжалами.
— Да ладно, если бы и пострадал, ничего бы не было, — отмахнулся Иван.
Ваня рассмеялся и ответил:
— Серьезно? Ничего бы не было? Помнишь, что было в прошлый раз, когда мы выполнили задание по-своему?
Иван сморщился и ответил:
— Это было больно, но поучительно.
— Повезло, что господин пошел нам навстречу. На самом деле, он молодец. Другой мог бы и убить за подобное самоволие. Господин может уступить во многом, но остается неприкосновенен в выполнении поставленных задач, чтобы они были выполнены ровно, как он сказал, и никак иначе. И это гораздо лучше нашей предыдущей работы. Помнишь, каково там было?
— Я даже скучаю по тем временам, — усмехнулся Иван.
— А я нет, — легко ответил Ваня. — Здесь мы убиваем гораздо чаще. Самое главное — наша совесть чиста, и я могу спокойно спать.
— Она и тогда была чиста. Мы и раньше не убивали невинных. Иногда даже вспоминаю того борова, который людей продавал. Он так визжал, что это мне это до сих пор снится, — рассмеялся брат. — Помнишь его?
— Конечно, помню. Ты сперва выстрелил ему в пах. И только через семь