* * *
Обратный путь в Санкт-Петербург занял почти двое суток. Дорога была изнурительной — мы останавливались только для смены лошадей и короткого отдыха. Всё это время я не спускал глаз с Корнилова, опасаясь, что у него могут быть сообщники, готовые устроить побег. Однако путешествие прошло без происшествий, и ранним утром третьего дня повозка въехала в столицу.
Судебное Бюро гудело как растревоженный улей. Операция увенчалась успехом — все четыре группы достигли поставленных целей, ликвидировав лаборатории Корниловых и спася пленных учёных. Мы понесли потери — причем немалые.
Виктор был в лазарете в тяжелом состоянии. Мне сказали, что его кое-как вытащили из-под завалов. Несмотря на то, что мы действовали внезапно и в четырех направлениях, противник явно был готов и имел хорошую защиту.
Корнилова поместили в специальную камеру с магической защитой, блокирующей любые попытки использовать ману. Морозова, как мага, определили в соседнюю.
Допросная камера Судебного Бюро представляла собой сдержанное, но гнетущее помещение. Серые стены без окон, массивный стол, два стула и, что самое примечательное — полное отсутствие магического фона. Это место создавалось с единственной целью — выжать правду из допрашиваемого.
Корнилов сидел, выпрямившись, сохраняя осанку аристократа даже в столь унизительном положении. Когда я вошёл, он поднял глаза — острые, пронзительные, полные затаённой ярости. Действие стимуляторов прошло, и передо мной был обычный человек, пусть и с недюжинным умом.
— Господин Темников, — произнёс он с ледяной вежливостью. — Какая честь. А я ведь действительно поверил, что вы заинтересованы в моих изысканиях.
— Оставим любезности, Федор Антонович, — я сел напротив него, положив на стол папку с документами. — Время откровений.
Корнилов усмехнулся, но его глаза оставались холодными.
— Вы думаете, я стану говорить? Смешно. Можете пытать меня — я не боюсь боли.
— Не сомневаюсь, — кивнул я. — Но есть вещи пострашнее физической боли, не так ли?
Я достал из папки несколько листов бумаги, исписанных медицинскими формулами и диагнозами.
— Болезнь Грейнера. Редкое магическое заболевание, поражающее энергетические каналы. Смерть наступает через высыхание тела изнутри. Очень болезненно и неизбежно. У вас поздняя стадия, я прав?
Корнилов дёрнулся, как от удара. Его лицо на миг исказилось, показывая истинные эмоции — страх, панический, животный страх смерти.
— Откуда вы…
— Ваши собственные медицинские записи, найденные в лаборатории, — ответил я, перелистывая бумаги. — Плюс анализ, который мы провели, пока вы были без сознания после задержания. Нам же не хотелось, чтобы вы умерли от какой-то мелкой травмы до того, как будет проведен допрос. Судя по всему, вам осталось месяца три-четыре. Без постоянных приёмов ваших экспериментальных препаратов — и того меньше.
— Вы ничего не понимаете, — прошипел Корнилов, наклоняясь вперёд. — Наши исследования могли спасти не только меня, но и тысячи других!
— Ценой экспериментов над невинными? — я поднял бровь. — Ценой государственной измены?
— А разве наша империя безгрешна? — огрызнулся он. — Ваш обожаемый император и его предки не гнушались жертвовать тысячами для своих целей. Я всего лишь пытался выжить! И заодно продвинуть науку вперёд.
Я активировал заклинание «Внимание». Его слова о выживании были искренними, хотя и неполными.
— Расскажите о заговоре, — потребовал я. — Кто ещё замешан? Какие чиновники помогали вам?
Корнилов сжал губы, явно не желая выдавать сообщников. Я решил сыграть ва-банк.
— Послушайте, Федор Антонович, — я подался вперёд, понизив голос до почти дружеского тона. — Ваша жизнь окончена в любом случае. Вас ждёт либо казнь за измену, либо мучительная смерть от болезни. Но есть отличие — в первом случае вы умрёте, зная, что ваши сообщники тоже получат по заслугам. Те, кто бросил вас на произвол судьбы, когда мы начали операцию. Те, кто, вероятно, уже подчищает следы вашего сотрудничества.
Глаза Корнилова блеснули новой эмоцией — гневом. Значит, я попал в точку.
— Истина, — тихо активировал я заклинание, усиливающее внушение и снижающее ментальное сопротивление.
Это было не принуждение — я не мог заставить его говорить против воли. Но я мог создать ощущение, что правда — единственный выход, единственное, что ещё имеет смысл.
— Граф Толстов, министр торговли, — наконец произнёс Корнилов, сдаваясь. — Он обеспечивал прикрытие для импорта оборудования и экспорта образцов. Генерал Савельев курировал военные аспекты. А ещё…
Он внезапно осёкся, словно что-то вспомнив.
— Продолжайте, — мягко подтолкнул я.
Корнилов поднял взгляд, и в его глазах мелькнул странный огонёк.
— Марк Ольденбургский, — произнёс он, тщательно выговаривая каждый слог. — Личный советник императора по науке. Именно через него мы получили доступ к архивам вашей матери, Марии Леонхарт. Её работы по улучшению человеческой природы стали фундаментом для наших исследований.
Я замер, почувствовав, как холодок пробежал по спине. Советник императора? И работы моей матери?
— Объясните, — потребовал я, едва сдерживаясь, чтобы не схватить Корнилова за грудки.
— Ваша мать была гением, Темников, — с неожиданным уважением произнёс Корнилов. — Она первой поняла, как манипулировать жизненной силой на клеточном уровне, как усиливать природные способности человека. Но она была слишком… нравственной. Отказалась заходить в исследованиях дальше определённой черты. А вот мы — нет. С помощью Ольденбургского мы получили её записи, даже те, что считались уничтоженными после её смерти.
Маленький артефакт-детектор продолжал светиться голубым — Корнилов говорил правду, по крайней мере, ту, в которую верил сам.
— И что вы сделали с этими исследованиями? — я изо всех сил старался сохранять спокойствие.
— То, чего не решилась сделать она, — глаза Корнилова загорелись фанатичным блеском. — Мы нашли способ не просто продлевать жизнь, а делать человека фактически бессмертным! Теоретически, конечно. Практические испытания требовали… специфических условий.
— Вы использовали людей как лабораторных крыс, — процедил я.
— Ради прогресса! — даже несколько возмущенно воскликнул Корнилов. — Поймите, Темников, смерть — вот истинный враг человечества. Я понял это, когда мне поставили диагноз два года назад. Все наши достижения, вся культура, все империи — всё обращается в прах перед лицом неизбежной смерти. Но мы были так близки к решению!
— Ценой чудовищных страданий невинных, — возразил я. — Ценой национальной безопасности. Вы продавали технологии врагам империи!
— Они были всего лишь средством, — отмахнулся Корнилов. — Деньги и политическая поддержка нужны были для продолжения исследований. Когда мы достигли бы цели, все эти мелкие державы стали бы несущественны.
Я откинулся на спинку стула, внимательно изучая лицо заговорщика. Передо мной сидел человек, настолько одержимый страхом смерти, что был готов погрузить мир в хаос, лишь бы избежать собственного конца. Фанатик, верящий в свою особую миссию.
— И что же вы планировали делать с полученным бессмертием? — спросил я. — Раздавать всем желающим?
Корнилов рассмеялся, но в его смехе слышалась горечь.
— Конечно, нет. Бессмертие для всех означало