В последующие недели Мириам периодически ходит в деревню за яйцами и сыром. В Бюу насчитывается не более шестидесяти жителей, но есть кафе гостиница и и роду ктово — табачная лавка.
— Как же так, мадам Пикабиа, куда пропал ваш муж? Что-то его не видно, — говорят в деревне.
— Поехал в Париж, у него мать заболела.
— И правильно, — кивают односельчане, — значит, ваш муж хороший сын.
— Да, он хороший сын, — отвечает Мириам с улыбкой.
Она успокаивает себя: Висенте часто уезжал с тех пор, как они встретились, но ведь всегда возвращался.
Глава 8
Чтобы попасть в Париж, Висенте должен без аусвайса пересечь демаркационную линию. Он едет в Шалон-сюр-Сон. Там он заходит в бар «АТГ» — его держит жена человека, который работает механиком на железной дороге и подпольно перевозит почту. Висенте приближается к стойке и заказывает:
— Пикон с гранатовым сиропом, сиропа побольше. Не прекращая тереть бокалы, жена механика кивает на заднюю дверь, прикрытую завесой деревянных бусин. Винсенте невозмутимо, словно направляясь в туалет, минует завесу — бусины стучат, как муссонный дождь. «Хороша конспирация», — думает он, входя на кухню, где какой-то парень уплетает роскошный омлет на сливочном масле.
— Вам привет от «мадам Пик», — говорит ему Висенте и достает из кармана пятьсот франков, но любитель омлета при виде денег будто каменеет.
— Вы ее сын, да?
Висенте кивает.
— С «мадам Пик» денег не возьму, — отвечает парень.
Висенте прячет деньги без особого удивления. Парень назначает ему встречу вечером, в одиннадцать. Они сходятся возле пешеходного мостика, расположенного чуть в стороне от города. В конце мостика видна колючая проволока, она отмечает демаркационную линию: надо на четвереньках проползти вдоль ограды почти пятьсот метров. Затем проводник показывает Висенте дыру в проволоке, скрытую листвой. Висенте протискивается в узкий лаз. Потом несколько километров идет по шоссе, стараясь не попасться никому на глаза, пока не доходит до железнодорожного вокзала. Там он ждет первого утреннего поезда, который отвезет его в Париж.
Спустя несколько часов Висенте прибывает на Лионский вокзал. Париж все тот же: кипит, бурлит, словно остального мира не существует. Висенте идет прямо к себе на улицу Вожирар, дом № 6. Он весь грязный с дороги, одежда пропылилась на сиденьях поездов и в холлах вокзалов, он хочет скорее переодеться в чистое. В почтовом ящике — никаких известий от родственников жены. Это на них совсем не похоже. Он помнит, что обещал съездить в Лефорж, узнать, что там происходит.
Поднявшись к себе на последний этаж, он обнаруживает под дверью записку от матери с просьбой приехать к ней, не теряя ни минуты.
Висенте застает Габриэль дома, она с фарфоровым пупсом в руках в страшной суете ходит по квартире.
— Чем ты занимаешься? — спрашивает Висенте.
— Как всегда, работаю.
— На кого? — удивляется Висенте.
— На бельгийцев, — отвечает с улыбкой Габриэль.
С тех пор как раскрыли сеть Жанин, Габриэль перестала быть «мадам Пик», теперь она «Дама Пик» в сети бойцов франко-бельгийского Сопротивления. Сеть называется «Али-Франс» и работает в связке с сетью «Зеро», возникшей в 1940 году в городе Рубе. Габриель перевозит для них почту.
Висенте смотрит на мать. Ей шестьдесят один год, ростом она не выше комодика в гостиной, но все равно хлопочет и берется за любое дело так, словно она девочка.
— Но что ты можешь делать при таких больных руках? — спрашивает Висенте, которому не раз приходилось снимать у матери морфином приступы ревматизма.
Габриэль исчезает из комнаты и возвращается, толкая перед собой большую темно-синюю коляску с огромными колесами.
Она засовывает туда фарфорового пупса, закутанного в пеленки — в них спрятана подпольная корреспонденция. Габриэль всю распирает от гордости. «Адская женщина», — думает Висенте.
— Ты в деле? — спрашивает она. — Нам нужен контакт в южной зоне.
— Да, мама, — отвечает Висенте со вздохом. — За этим ты меня и звала?
— Конечно. Будешь получать от меня задания.
— А что-нибудь известно про Жанин?
— Вроде бы совсем скоро планирует переход через горы к испанской границе. Так я могу на тебя рассчитывать?
— Да, мама, да… А пока мне нужны деньги. Я должен поехать к родственникам жены в Лефорж. А потом в Этиваль за постельным бельем, которое лежит на чердаке, и еще одеялами для…
—Ладно, ладно, держи, — останавливает его Габриэль, которой совершенно неинтересны бытовые проблемы молодоженов.
Она открывает ящик, там лежит толстая пачка денег. Она отсчитывает четыре банкноты и протягивает Висенте.
— Откуда у тебя столько денег? Неужели все это дал Франсис?
— Вовсе нет, — отвечает Габриэль, пожимая плечами. — Это от Марселя.
— Разве он не в Нью-Йорке?
— Да, но всегда можно что-то придумать.
Спускаясь по лестнице, Висенте все время чувствует в кармане деньги, трогает их, они жгут ему ладонь. Он выходит на улицу, но вместо того, чтобы свернуть направо, к себе домой, он направляется в сторону монмартрского предместья, в заведение, которое держит Леа.
Глава 9
Впервые он попал в эту опиумную курильню в пятнадцать лет — вместе с Франсисом. Обстоятельства свели отца и сына вместе. В те редкие случаи, когда они оказывались вдвоем, все заканчивалось плохо. Висенте хотел понравиться отцу, но тот не доверял сыну, считал его слишком красивым. Он бы больше любил мальчика, если бы тот был сыном Марселя, любовника его жены. Тут-то конечно, если бы Висенте родился из выброса дюшановской спермы, он бы просто обожал этого красивого печального ребенка. Но к несчастью, черноволосый парнишка с узкими бедрами матадора явно был испанцем.
У них с Габриэль родилось четверо детей, и Франсис пришел к выводу, что иногда великие умы взаи-моуничтожаются. В живописи их союз был плодотворен. Но в плане потомства результат оказался посредственным.
В тот день, не зная, что делать с этим грустным ребенком, художник решил подарить ему первую трубку опиума: «Вот увидишь, это прочистит тебе мозги».
Заведение Леа не посещали актеры или дамы полусвета, то не была модная курильня для избранных. Нет. У Леа вас окружали не эстеты, а только тени. Сначала они посидели в баре — том, что выходил на улицу. Франсис попросил, чтобы сыну налили немного чум-чума. Леа, которая тогда была еще жива, вынесла подростку прозрачную рисовую водку, выжигавшую в человеке все — от глотки до внутренностей. Висенте вздрогнул, когда едкая боль разлилась по