Жанин была встревожена и хотела понять, что произошло. В Лионе она отыскала специального агента УСО Филиппа де Вомекура по кличке «Готье», который находится в контакте с «мисс Холл». Они открыли спичечный коробок, и Жанин обнаружила на микропленке вовсе не схему береговой обороны Дьепа, а какие-то никому не нужные документы. Тогда Жанин и Филипп де Вомекур поняли, что «Епископ», иначе говоря аббат Алеш, выдал сеть немцам.
Одновременно в Париже шли аресты, и это подтверждало его измену. Гестаповцы взяли Жака Леграна, агента «SMH». А также Филиппа де Вомекура и фотографа, изготавливавшего микропленки. Сэмюэль Беккет поручил своей подруге Сюзанн Дешево-Дюмениль предупредить других членов сети. Но по дороге Сюзанн наткнулась на уличную проверку документов и повернула назад. Бекетт и Сюзанн скрылись у писательницы Натали Саррот. Двенадцать членов сети были брошены в тюрьмы Френ и Роменвиль, а затем расстреляны. Восемьдесят человек отправлены в лагеря Равенсбрюк, Маутхаузен и Бухенвальд. За несколько дней уничтожена почти половина сети.
Жанин действовала так, как по инструкции полагалось действовать в случае предательства. Она дала приказ немедленно прекратить деятельность сети на всей территории Франции. И разорвала связи с участниками.
К тому моменту Жанин стала одной из самых разыскиваемых женщин Франции. Она должна была покинуть страну. Теперь уже ей предстояло путешествовать в багажнике — автомобиля «Рено-6», который Сэмюэль Беккет специально приспособил с помощью друга. Он сам ехал с женой на юг Франции, в Руссильон. И по дороге завез Жанин в молодежную колонию, где скрывались ее брат с Мириам.
Она собиралась добраться до Англии через Испанию. Это значило пересечь Пиренеи пешком. «Лучше насмерть замерзнуть в горах, чем быть арестованной», — говорила она. Жанин знала, какая участь ждет участниц Сопротивления. Идеальное, бесшумное преступление — изнасилование.
Мириам и Висенте попрощались с ней в темноте, не обняв, не подбодрив ни единым словом, не выпив на посошок и не пообещав друг другу когда-нибудь обязательно увидеться вновь. Просто пожали друг другу руки, и, главное, никаких слов, никаких пожеланий удачи — чтобы не сглазить.
Мириам и Висенте. Они снова вместе. У обоих сестры канули во мгле войны.
На следующий день Франсуа Моренас, директор молодежного лагеря, сообщает, что за домом установлена слежка.
— Вам слишком опасно оставаться у меня. Скоро приедут жандармы и будут рыться в регистрационных книгах.
Франсуа отвозит их в соседнюю деревушку Бюу, расположенную выше в горах. Там есть кафе гости — ница, принимающая путешественников.
— Нет мест! — объявляет владелец кафе.
— Ладно, — говорит Франсуа. — Пошли к мадам Шабо.
В округе все уважают эту женщину, вдову героя Великой войны.
— Да, у меня есть свободный дом, — говорит она Мириам и Висенте. — Небольшой, но на двоих хватит. Он расположен выше, на плато Клапаред. Дом повешенного.
— Прекрасно подойдет, — шепчет Франсуа. — Жандармы побаиваются привидений. И потом, это высоко. Сама увидишь.
И действительно, от деревни приходится полчаса шагать сквозь миндальные рощи, все время карабкаясь по крутому склону, без малейшей передышки до самого плато Клапаред.
— Тут часто парашютируют оружие, так что то и дело ходят немецкие патрули, — предупреждает Франсуа. — Если не хотите неприятностей, тщательно закрывайте ставни перед тем, как вечером зажечь свет, никогда не курите на улице или стоя у окна, а еще на всякий случай советую заткнуть все щели в окнах, через которые может пробиться свет. Даже замочные скважины, раз уж на то пошло.
Глава 6
Мама,
сегодня утром мне вспомнился один эпизод нашей жизни. Мне было, наверное, лет десять, Мириам позвала меня прогуляться по холму. Мы шли с ней вдвоем сквозь летнюю жару, и я помню, что она подобрала на краю тропинки куколку пчелы. Мириам дала ее мне и велела держать очень осторожно, потому что куколка хрупкая. Потом она стала рассказывать мне о войне. Я почувствовала себя как-то очень неловко.
Когда мы вернулись домой, я хотела поделиться этим с тобой. Но в голове все перепуталось, и я не смогла ничего пересказать. Я помню твою реакцию: ты была ошарашена. Ты задавала мне вопросы, а я на все отвечала: «Не знаю». Этот момент, пожалуй, определил многое в моем характере.
С того дня, если я не знаю, как ответить, или забываю то, что должна помнить, я словно проваливаюсь в черную дыру, меня сталкивает туда чувство вины — очень давней вины перед Мириам, перед тобой. Поэтому не сердись на меня за то, что я тревожу сон мертвых. И возвращаю их к жизни. Мне кажется, я пытаюсь вспомнить то, что рассказала мне в тот день Мириам.
И я кое-что я уже нашла.
В своих черновых заметках Мириам упоминает мадам Шабо из Бюу, в доме у которой она провела год во время войны. Я поискала в адресной книге и нашла там эту фамилию. Мадам Шабо живет все в той же деревне.
Я сразу набрала номер и попала на очень милую женщину, которая вышла замуж за внука той самой мадам Шабо. Она сказала: «Да-да, дом повешенного все еще существует. И я знаю, что бабушка моего мужа прятала там бойцов Сопротивления. Перезвоните завтра, муж расскажет вам лучше меня». Ее мужа зовут Клод, он родился во время войны, я позвоню ему и потом расскажу тебе все, что узнала.
Мама, я знаю, что эта история тебя интересует и вместе с тем причиняет большую душевную боль. Прости меня. И еще прости, что я забыла то, что сказала мне в тот день Мириам.
А.
Глава 7
В доме повешенного вообще ничего нет. Нет белья, нет посуды. Есть только кровать без матраса, старая дощатая скамья и табурет для дойки, с которого когда-то прыгнул самоубийца. И веревка — никто не решился ее снять.
— В хозяйстве все пригодится, — говорит Мириам, снимает веревку и сматывает на ладони.
— Пока не добудете матрас, можно настелить ракитника, у нас его еще называют испанским ме-тельником. Видите? Желтые цветы. Здесь так часто делают.
И вот вчерашние парижане отправляются косить за домом эти зелено-желтые кусты, растущие на горных пустошах, с золотыми бусинками цветов, похожих на мелкие ирисы. Приносят в дом полные охапки, укладывают на кровать, разравнивают, как циновку, и осторожно ложатся сверху. «Словно гроб, украшенный цветами», — думает Мириам, глядя на круглую, как монета, луну, что светит в оконный проем.
Ситуация внезапно кажется ей нереальной. Эта комната непонятно где, этот муж, которого она едва знает. Она успокаивает себя: где-то далеко отсюда