На рождественские каникулы семья в полном составе покидает город и отправляется в Нормандию, в деревню Лефорж.
— Да у вас настоящий колхоз! Тут явно не обошлось без Нахмана! — восклицает дядя Борис, прибыв на место. — Но кое-какие усовершенствования не помешают…
Дядя Боря, после высоких должностей в партии эсеров сделавшийся заправским крестьянином, знает о животных все. Благодаря ему маленькое хозяйство Рабиновичей расширяется. Борис заводит кур и несколько свиней. Мириам и Ноэми обожают чудаковатого дядю. Взрослые бездетные люди очень привлекают детей, детям с ними легко и спокойно.
Эмма хотела бы отпраздновать Хануку в кругу семьи, но братья против. Видя, что они заодно и что муж настроен добродушно, она отступает.
— Но я обещаю, дети, — говорит Эфраим, — как только нам дадут французское гражданство, мы станем праздновать Рождество и покупать елку!
— И заведем ясли с младенцем Иисусом? — поддразнивает отца Мириам.
% Ну… не стоит перебарщивать… — отвечает он, косясь на жену.
Когда они возвращаются в Париж пятого января 1939 года, Борис получает приглашение от Мэрилендского университета принять участие в предстоящем Седьмом всемирном конгрессе по птицеводству. Он называется «Ускорение производства». Это официальное признание, и Эфраим покупает по такому случаю бутылку шампанского. Эммануил тоже приходит ужинать на улицу Адмирала Муше. Он сообщает братьям, что хочет уехать в США, попытать счастья в Голливуде.
— Сегодня я жалею, что не послушал отца, когда он уговаривал нас отправиться в Америку. Я бы добился успеха, как Фриц Ланг, Эрнст Любич с Полой Негри, Отто Премингер или Билли Уайлдер, уехавшие в нужное время… Я был слишком молод! Думал, что все знаю лучше отца…
Но Борис и Эфраим советуют ему немного подождать, все хорошенько обдумать.
Вернувшись в Чехословакию, дядя Боря шлет племянницам и брату Эфраиму тревожные открытки. Ситуация в Европе ухудшается. «Мы не осознавали, насколько все это серьезно», — пишет он.
В марте Германия вторгается в Чехословакию. Борис оказывается в ловушке: ему не покинуть страну, он вынужден отказаться от поездки на Всемирный конгресс по птицеводству в Мэриленде. Он страшно огорчен. Снова и снова вспоминает он свой разговор с Эммануилом и спрашивает себя, может, стоило поддержать брата в решении ехать в США, пока не исчезла последняя возможность.
Нахман уговаривает семью поехать на летние каникулы 1939 года к ним в Палестину. Но Эмма и Эфраим помнят томительные недели под палящим зноем и предпочитают провести лето в прохладе своего нормандского дома. К тому же Эфраим все еще рассчитывает получить гражданство — поездка в Хайфу не на пользу его досье.
В мае Франция берет обязательство оказать военную помощь Польше в случае нападения Германии. Эмма каждый день шлет письма родителям в Лодзь. Она ни с кем не делится опасениями, особенно скрывая их от детей.
Во время каникул Мириам начинает рисовать небольшие натюрморты: корзины с фруктами, бокалы с вином и прочие ванитас. Свои картины она предпочитает называть по-английски still life. Тихая жизнь. Ноэми каждый день старательно пишет в дневник. А Жак зубрит «Общие основы агрономии» Ланье-Лашеза. В начале сентября, накануне возвращения в Париж Мириам и Ноэми отправляются из своей деревни в Эврё, чтобы закупить гуашь и холсты небольшого формата.
Катя рядом с собой велосипеды, девушки идут вдоль массивного фасада Сберегательного банка, и вдруг с большой часовой башни раздается звон колоколов. Колокола звонят и звонят, не прекращая. Затем ударяют в набат все городские колокола на всех церквях. Когда сестры подъезжают к магазину художественных красок, владелец с грохотом опускает железную штору.
— Идите домой! — бросает он девочкам.
В открытое окно слышен чей-то крик.
Мириам потом будет вспоминать, что начало войны — это очень громко, очень шумно.
Сестры вскакивают на велосипеды и поспешно возвращаются на ферму. На обратном пути они снова проезжают поля — те ничуть не изменились. Природа неизменна и безучастна.
Семья Рабиновичей, собравшаяся было закрывать дом, распаковывает чемоданы. В Париж они не вернутся из-за угрозы бомбардировок.
Родители идут в мэрию, чтобы зарегистрировать дом в Лефорже своим основным местом жительства. Это позволит Ноэми и Жаку посещать лицей в Эврё.
В деревне они чувствуют себя в большей безопасности, соседи любезны с ними. Благодаря устроенному Нахманом огороду прокормиться легко, а дяди-Борины куры регулярно дают крупные и свежие яйца. Среди наступившего хаоса Эфраим радуется хотя бы тому, что так кстати купил эту ферму.
Через неделю Ноэми и Жак идут в школу. Ноэми учится в последнем классе. Жаку до окончания школы осталось три года. Мириам ездит в Париж и обратно, чтобы посещать занятия по философии в Сорбонне. Эмме привозят на дом фортепиано, чтобы она могла хотя бы играть гаммы. По воскресеньям Эфраим сражается в шахматы с мужем учительницы.
«Идет война», — повторяют Рабиновичи, словно от повторения этих слов смысл их станет ощутимей на фоне совершенно нормальной жизни. Пока же это просто слова, которые звучат из радиоприемников, их читают в газетах, слышат от соседей по стойке в пивной.
В письме к дяде Боре Ноэми пишет: «Все равно я вовсе не хочу умирать. Так хорошо жить, когда небо голубое».
Недели проходят в странной атмосфере, это трагическая беспечность смутных времен, когда вдали уже рокочет нереальный гул войны. И абстрактная масса убитых на фронте.
— В бумагах Мириам я нашла несколько страниц из тетрадок Ноэми. Она пишет: «А весь остальной мир живет своим чередом, ест, пьет, спит, заботится о своих нуждах, и все. Ах да, мы знаем: где-то идут сражения. А мне какое дело, у меня есть все, что нужно. Нет, кроме шуток, там ведь у них настоящий голод, говорим мы, набивая брюхо самыми разнообразными блюдами. Опять они про Барселону! Мне хочется музыки! И поворачивается ручка радиоприемника, и сводка новостей, которую читает диктор, сменяется на бархатистый, чарующий голос Тино Росси. Какой успех. Равнодушие, полное равнодушие. Глаза закрыты, лица спокойны и невинны. Все продолжают спорить, много кричат, собачатся, мирятся, а в это время гибнут люди».
Немцы захватили Польшу. Французы и англичане начинают слабые наступательные операции, но, похоже, сами не очень-то в них верят. Это была своего рода мнимая война, англичане назвали ее словом phoney. Один французский журналист перепутал это слово со словом fanny — странная, смешная, и она навсегда вошла в историю как «странная война».
Отец Эммы, Морис Вольф, пишет дочери письма, в которых рассказывает о сентябрьской кампании и вступлении танков в город Лодзь. Вольфы обязаны съехать и отдать свой дом немецким оккупантам, возможно даже