– Никакое, оно не требуется.
– Требуется, вы что! Это сейчас вам, может, не больно, если повязка с эффектом обезболивающего, но когда вы ее снимете…
– Это обычная повязка, – прервал Гюрза. – Я прекрасно знаю, что меня ждет. Первый укол стимулятора сделай уже сейчас. Остальные подготовь.
– Больше трех уколов в сутки вредно, сердце может не выдержать…
– Спасибо за напоминание: подготовь набор для реанимации при сердечном приступе.
Мира просто наблюдала со стороны. Накатывало чувство, что это все не по-настоящему, не может быть по-настоящему, просто какая-то постановка… В один момент она сидит в ресторане с Рино, в другой – наблюдает, как кто-то сам восстанавливает собственное легкое. По сути, из иллюзии жизни на Земле ее снова швырнули в реальность Сектора Фобос!
Гюрза вряд ли сейчас озадачивался такими философскими вопросами, он просто действовал. Он то и дело отдавал приказы Кети, но в основном они сводились к смене настроек и поиску дополнительных инструментов. Самую сложную задачу он взял на себя.
Когда Кети убрала повязку и срезала остатки рубашки, обнаружилась глубокая рана, явно нанесенная искривленным лезвием. Снова хлынула кровь, но Гюрза будто и не заметил этого. От обезболивающего он действительно отказался, да и понятно, почему: оно могло помешать полноценной работе стимулятора, притупить остроту мыслей, позволить сознанию ускользнуть. Так что он принял верное решение, и все равно невозможное. Он даже не выдавал, насколько ему больно, он спокойно смотрел на экран, отображающий операцию, проходившую у него под кожей.
Два ребра оказались раздроблены, но на крупные осколки, такое можно восстановить, не меняя на протез. Гюрза пока не стал даже заниматься ими, просто сдвинул в сторону – и лишь в этот момент поморщился. Мира подозревала, что, если бы кто-то взялся двигать осколки ее ребер, она орала бы так, что и на Земле бы услышали.
Он же освободил легкое от крови и начал ставить биологическую заплатку на место разреза. Работа была тонкая, Кети не соврала, когда сказала, что такому нужно учиться. Однако Гюрза действовал вполне умело, он явно делал это раньше… хотя еще большой вопрос, лечил ли он кого-то – или наоборот.
В любом случае, легкое он восстановил отлично и перешел к ребрам. Тут от него требовалось совместить осколки и закрепить их искусственной костью, которая будет держать их, а потом растворится сама собой, когда нарастет настоящая. Он по-прежнему действовал безупречно, и все же догадаться, что происходит с ним на самом деле, было не так сложно. Его кожа стала не бледной даже, а серой, нездоровой, покрылась крупными каплями испарины. Глаза блестели в лихорадке, компьютерный монитор давно и настойчиво мигал красным, указывая, что температура повышена слишком сильно, сердце колотится как сумасшедшее, давление нестабильно… Но человек с такими медицинскими показателями должен был вести себя иначе, и чувство того, что все происходит не по-настоящему, лишь усиливалось.
Мира поверила, что он справится. Глядя на него, невозможно было думать иначе, он слишком идеально контролировал себя, так, как она и мечтать не могла. Но гениальный разум и безупречная сила воли все равно были заключены в человеческое тело, а тело как раз подвело.
Сердце просто захлебнулось, не выдержало больше. Произошло именно то, о чем предупреждала Кети: стимуляторы поддержали мозг, но ударили по всему остальному. Гюрза упустил панель инструментов, обмяк на операционном столе, компьютер взвыл предупреждением о том, что жизненные показатели утеряны…
А Кети ничего не сделала.
Сначала растерялись они обе, ведь обе были заворожены безупречностью операции. Но потом Мира оправилась, перевела взгляд на врача, чтобы поторопить ее, и обнаружила, что та вовсе не в шоке. Кети как раз успокаивалась, наблюдая за тем, как программа реанимации запускает обратный отсчет, в который возвращение жизни еще возможно.
Перехватив на себе взгляд Миры, Кети нервно улыбнулась:
– Ну что, нас можно поздравить? Мы обе от него освободились! Он ведь и тебя в заложниках держал?
– Оживляй его! – рявкнула Мира так, как и ее подчиненным еще не доставалось.
– Что? Зачем?! Это же Гюрза, убийца!
– Действуй!
– Не буду! – насупилась Кети. – Он опасен и для меня, и для всей станции! У меня нет никаких гарантий, что он сохранит мою тайну, кроме того, что происходит сейчас!
Гюрза, пожалуй, использовал бы эту самую тайну, чтобы снова надавить на Кети, действовал бы изящно, манипулировал разумом… А Мира так не могла. Нервы подводили, страх разрастался. Она подскочила к Кети, сжала горло медички и с силой впечатала в стену. Кети испуганно захрипела, обеими руками попыталась ослабить хватку Миры, однако ничего не добилась, слишком уж велика была разница в силе между той, кто привык обращаться со сверхчувствительным оборудованием, и военным механиком, не раз работавшей в открытом космосе.
– Слушай и запоминай, второй раз повторять не буду, – процедила сквозь сжатые зубы Мира. – Ты его немедленно оживишь и стабилизируешь, поняла? Или последним, что ты увидишь, будет твоя собственная вырванная гортань!
Ну да, не изящно получилось. Но Кети аргумент все равно оценила: как только Мира ее отпустила, она тут же бросилась к операционному столу. Гюрзу она реанимировала с таким рвением, будто он стал для нее самым дорогим человеком во Вселенной.
Рвения как такового порой все равно недостаточно, но природа щедро одарила Гюрзу многим – в том числе и здоровьем. Сердце, измученное стимуляторами, все равно восстановилось, кое-как возвращаясь к нормальному ритму. В сознание Гюрза не пришел, но это пока было не обязательно.
– Реконструкция костей намного проще работы с такими тонкими тканями, как легкие, – сказала Мира. – Справишься?
– Я… попробую…
– Не пробуй, а делай.
– Да кто он тебе? – не выдержала Кети. – Любовник, что ли!
– Ты совсем смерти не боишься? – поразилась Мира.
– Ну тебя… Я все сделаю, а он, похоже, живучий, выдержит, но… Ты хоть понимаешь, на что сегодня обрекла всю нашу станцию?
Об этом Мира как раз предпочитала не думать.
* * *
Его оставили на техническом этаже – том, что используется обычно для пересадки из одного лифта в другой. Бросили, как раненое животное, прямо на металлическом полу, в луже крови. Человек бы не выжил… Впрочем, человек не пережил бы и то ранение, которое довело его до такого состояния.
Повезло хотя бы в том, что члены экипажа, обнаружившие его, сразу вызвали медиков. Могли бы просто удрать, опасаясь, что это их обвинят в нападении – или по какой-нибудь другой причине. Кочевников обычно не любят. Да и они вряд ли почувствовали искреннее сострадание к умирающему Сатурио Барретту, они просто испугались мести его родни.
Отто не ожидал ничего подобного, он не был готов, но сориентировался все равно быстро – полицейский опыт помог. Он знал, что помочь Сатурио другие кочевники пока не могут, это он доверил медикам. Своим детям он поручил разобраться, что случилось со старшим, и покарать виновных.
Сам же он все-таки не выдержал, направился в медицинский отсек. Амина уже была там, дрожащая, смертельно бледная. Просто сесть и ждать ответов она не могла, ходила туда-сюда по коридору. Знала, что это ничего не изменит, но хотела этим бессмысленным движением спастись от чувства беспомощности.
Она то и дело рвалась в реанимацию, однако ее не пускали – сначала врачи, а потом и подоспевший Отто. Амина и сама понимала, что будет только под ногами путаться. Но она все равно не могла избавиться от мысли, что, если она будет рядом, с ее мальчиком ничего не случится, он точно не умрет…
Прошло больше трех часов, прежде чем к ним вышел Петер Луйе – другие врачи не решились бы говорить с начальником полиции.
– Мы стабилизировали его, – сообщил медик. – Жить будет. Больше ничего хорошего не скажу.
Амина тихо всхлипнула, спрятала лицо на плече мужа. Отто пока не мог утешить ее, он смотрел только на врача.
– Что с ним случилось?
– Яд. Одно ранение – в основание черепа с проникновением иглы в мозг. Не смертельное само по себе, но вот яд прямо туда… Это очень плохо. Человек бы не выжил. Сатурио держится только потому, что он очень силен для кочевника. Мы попытались распознать формулу яда, но выделили только синтетический яд гюрзы.
– Визитку оставил, сукин сын… – не сдержался Отто. –