— Локки, ты не понимаешь! Только твоя смерть может спасти Асгард! Я должен убить тебя, ведь я страж богов! — выпалил бог и в третий раз запустил в меня меч.
Тот вспорол горячий воздух и снова не сумел поразить мою плоть. Вместо этого он вонзился в поверхность островка, пробив в ней узкую щель и исчезнув. Во все стороны брызнуло каменное крошево, а из щели с шипением потекла магма.
— Без обид, дорогой Хеймдалль, но между Асгардом и своей жизнью, я, как это ни странно, выберу себя.
— Глупец! — взревел бог, столкнув над переносицей густые белые брови, и свел ладони так, словно между ними был невидимый шарразмером с футбольный мяч.
— О-о-о, — пробормотал я, увидев, как Хеймдалль создал ярко-золотую сферу, похожую на солнце.
Это был божественный атрибут огромной силы. Ну, при нормальных условиях огромной силы. А в этом месте он не обладал такой уж запредельной мощью. Но все равно даже легкое прикосновение этого мини-солнца превратит меня в горстку пепла.
Причем и Громов-младший понимал это, потому он завыл, как самый породистый трусливый волк, когда бог швырнул в меня магию. Она с огромной скоростью рванула в мою сторону, отогнав мрак далеко от островка.
Я телепортировался, а затем еще раз и еще, уходя подальше от его мини-солнца. Оно не попало в меня, а взорвалось в десятке метров позади, но какой это был взрыв! Будто разом взорвались пуканы всех моих врагов и завистников. Такой взрыв был бы виден из Асгарда. Этот же на миг осветил огромную часть окрестностей и заставил пойти трещинами остров.
Взрывная волна сбила меня с ног, едва не ослепив. Благо я вовремя закрыл глаза, да еще и накрылся «золотым доспехом». Но магия бога сорвала с меня защиту, как гнилую ветошь, и наждачной бумагой лизнула кожу на спине. Она пошла волдырями и кое-где повисла лохмотьями.
Меня стеганула такая боль, что захотелось завопить во всю глотку. Но я понимал, что каждая секунда на счету. Бог уже свел ладони для вызова очередного мини-солнца. Потому я чудовищным усилием воли подавил боль и прямо из лежачего положения телепортировался в сторону двери, красующейся за спиной Хеймдалля. До нее было несколько метров, и только боги, способные заглядывать в будущее, знали, что произойдет быстрее: то ли я успею шмыгнуть за дверь, то ли Хеймдалль швырнет в меня магию. Но уже через долю секунды стало ясно, что случится быстрее.
— Не-е-ет! — заорал Хеймдалль, сверкнув золотыми зубами.
— Да-а-а! — выдохнул я, оказавшись за его спиной около двери.
Моя рука толкнула ее, а она, несмотря на свои внушительные габариты и вес, открылась так легко, будто петли смазывали каждый день.
Я уже хотел шагнуть во тьму, клубящуюся внутри башни, как вдруг бог прекратил создание магии, ринулся ко мне и умудрился схватить кончиками пальцев за плечо. Они вонзились в мою плоть, как стальные крюки, но я, зарычав, сумел избавиться от захвата и ринулся во мрак. А он, собака такая, скрывал ступени, круто идущие вниз. Я покатился по ним, сжавшись в комок.
Ступени злорадно били меня, а позади хлопнула дверь и раздались звуки шагов. Хеймдалль вошел в башню следом за мной, но мой нетривиальный способ передвижения позволил мне оторваться от него. Хотястоит признать, что у такого варианта передвижения был существенный минус. И последствия от него я в полной мере ощутил, когда скатился с последней ступени и в темноте растянулся на каменном полу.
Меня будто пропустили через камнедробилку. Казалось, болело все, что могло болеть. Навернякая обзавелся кучей ссадин и гематом. А ведь еще и состояние моей спины оставляло желать лучшего. Она буквально горела огнем.
Но, к счастью, я ничего не сломал. Данный чудесный факт позволил мне с кряхтением встать и увидеть свет в конце тоннеля. Белый светящийся прямоугольник находился всего метрах в двадцати от меня.
Я попытался телепортироваться к нему, но тут же раздраженно выругался. Магия отказывалась работать в этой странной башне. Хреново. Но с другой стороны, и преследующий меня бог лишился своего главного оружия.
— Чтоб он ноги сломал на этой обоссанной Фенриром лестнице, — зло пожелал я Хеймдаллю и потащился к прямоугольнику света, морщась от боли.
Впрочем, боль не отвлекала меня от банальной осторожности. Ловушки и провалы в полу никто не отменял. Но их на моем пути не оказалось.
Я без происшествий вошел в прямоугольник света и остолбенел. Передо мной протянулся тот самый зеркальный коридор, часть которого я видел в прорыве, по ту сторону коего кто-то волосатыми руками душил то ли меня в теле Громова, то ли самого Громова.
— Вот это поворот, — пробормотал я, смекнув, что прорыв, кажется, был приветом из будущего.
Чую, тут меня и будут душить. И на роль душителя очень подходит Хеймдалль, пожри его Хель.
Я поспешно оглянулся, но не увидел и не услышал во тьме ничего подозрительного. Бог еще не преодолел лестницу, но явно уже скоро сделает это. Посему я торопливо пошлепал голыми ногами по коридору, чей пол и потолок тоже украшали зеркала. Они прекрасно отражали мое обнаженное тело и слегка светились, вполне хорошо освещая коридор. А тот вдруг привел меня к перекрестку.
— И куда идти? — задался я вопросом, вертя головой. — Где былинный камень с надписями, а то ведь я как витязь на распутье?
— Локки, стой! — прокатился по коридору ор Хеймдалля, появившегося из тьмы. — Давай поговорим!
— Знаю я, как ты будешь со мной говорить! — выпалил я в ответ и рефлекторно потер шею.
Бог, надо отдать ему должное, даже не стал изображать миролюбивого голубя, чтобы поближе подобраться ко мне и затем внезапно схватить за горло. Нет, он оскалил золотые зубы и с воплем ярости бросился в мою сторону.
Ну а я, преодолевая боль во всем теле, ломанулся в левый коридор, решив использовать правило левой руки, то есть всегда поворачивать налево.
Бог, конечно, ринулся за мной. А тело-то его было более быстрым, ловким и сильным. Он же приперся сюда в своей оригинальной тушке. А мне пришлось пользоваться обычным человеческим телом, да еще таким, которое большую часть своей жизни не знало о физических упражнениях.
— Стой, собака! — раздался крик бога, когда я свернул на очередном перекрестке, исчезнув из его поля зрения. — Выродок Локи!
— Сам ты выродок, — прошептал я, домчался до нового перекрестка и заколебался.
Хеймдалль где-то неподалеку, и если он не дурак, то уже обратил внимание,