Впрочем, он этого не замечал, поглощенный повторением урока.
Потом Гена еще посетил несколько магазинов, пока не набрел на «Эдельвейс», салон модной мебели. Мебели там было действительно много, насколько она модная — сказать трудно, ибо Геннадий в этом вопросе, как и в большинстве других, не разбирался и разбираться не хотел.
Не долго думая, он вошел внутрь.
По торговому залу с зеркальными потолками и мраморным полом сновала, элегантно лавируя между диванами, креслами, тахтами, барными стойками и барными стульями, а также между прочей дребеденью из семейства мебели, женщина средних лет, размеров и внешности.
— Галочка, Мила, ну сделайте же что-нибудь. Ну, парней своих позовите. Мила, у тебя папа еще очень здоровый…
— Вам грузчики не нужны? — обратился к женщине Гена, безошибочно опознав в ней заведующую.
Та замерла, осмотрела Гену и завороженно прошептала:
— Есть бог…
Оказывается, уже сорок пять минут на улице ждет «КамАЗ», груженный итальянскими кухнями, а грузчиков нет. Один с перитонитом вчера попал в больницу, второй в отпуске в Москве, третий — выходной, на рыбалку уехал с самого утра, четвертый забухал — позавчера ушел куда-то в гости и до сих пор не вернулся… Конечно, виноват был сам «КамАЗ», его ведь вчера ждали, а он, скотина, по дороге сломался, но ведь разгружать его надо.
Позвонили сторожу, и вскоре Гена с Петром Сергеевичем, как звали оного сторожа, вносили ящики с итальянскими кухнями в магазин, а водитель за свой брак в работе был прикомандирован в помощники.
Разгружали до обеда. Галина Борисовна, заведующая, успела оформить Гену грузчиком официально, а девчонки-продавщицы разглядывали Геннадия с нескрываемым интересом.
А потом из продмага напротив прискакал дяхон вида прохиндейского и жалостного одновременно, которого Галина Борисовна называла Борис-Борисычем, и попросил гаврика на помощь — кулинарию выгружать.
— У него ж санитарной книжки нет, — с насмешкой в голосе сказала Галина.
— Галиночка, ну что ты в самом деле, — плаксиво забубнил Борис-Борисыч, — выходной же, кто у него санитарную книжку спрашивать будет?
Он осмотрел Гену вроде придирчиво, но бегло и спросил:
— Ты, случайно, дриспепсией не болен?
— Чё? — не понял Гена.
— Жидкий стул на нервной почве не беспокоит? — рявкнул дяхон.
— Не… — протянул свежий, с пылу с жару грузчик.
— Вот видишь, он здоров, — с видом победителя повернулся Борис-Борисыч к Галине Борисовне. — Давай, не жадничай, одолжи ослика покататься.
— Вы бы, дяденька, не обзывались, — Гена не на шутку обиделся. — Щас, небось, не крепостное право, мое желание тоже спрашивать полагается. А если обзываться будете — я ради вас и на унитаз не сяду, так ходить буду.
— А за деньги? — спросил дяхон.
— Конечно, — легко согласился Гена.
И после обеда он добросовестно выгрузил лотки с кулинарными изделиями, а потом двигал коробки, бочки и ящики, долбил лед и подметал крыльцо.
А потом настал момент реванша, потому что мебельный «Эдельвейс», продуктовый «Эделина» и упомянутый уже выше «Эдем», в котором продавалось все для ремонта и благоустройства жилища, суть одной конторой оказались. И часов в пять к Галине Борисовне позвонила Клавдия (с ударением над «и»), та самая, что так сурово отбрила Гену на первом этапе его поисков, и попросила Галю, чтобы та припрягла кого-нибудь из своих мальчиков помочь унести домой пять банок акриловой краски, после рабочего дня, разумеется. Галина согласилась, причем сама вызвалась проводить до Клавдии мальчика. Мальчиком, естественно, являлся Гена. Галина подкатила к нему на мягких тапках и сказала:
— Ну, Гена, ты молодец. Считай, что сегодня ты набрал недельную норму очков.
Гена зарделся.
— Только давай-ка после работы ты еще поможешь одному человеку, — улыбнулась Галина Борисовна.
— А чё делать-то?
— Помочь слабой женщине тяжелые сумки донести. Бесплатно. Ты ведь не откажешь?
Ну и, разумеется, Гена не отказал. После семи вечера Галина взяла Гену под локоток и по темным улицам Зари, лишь кое-где подсвеченным одинокими галогеновыми фонарями, повела его на помощь слабой женщине.
Уже на подходах к магазину, где его так грубо обидели, Гена заподозрил неладное.
— Это мы куда? В «Эдем»? — спросил он провожатую.
— Да. А что такое? — Галина вздернула свои тонкие, профессионально подкрашенные бровки вверх.
— Да нет, ничего, — Гена нахмурился. — Все нормально.
Клавдия Гену узнала. И тоже нахмурилась.
— Так чё делать-то? — спросил Гена, когда дамы обменялись условными поцелуями.
— Вот эти банки унести… — кивнула на акриловую краску, стоявшую в коробке, негостеприимная Клавдия.
— Да? — удивился Гена и далее слово в слово повторил для заведующей «Эдема» ее воскресную нравственную проповедь. У дам отвисли челюсти. И если подобная реакция для Галины была естественна — еще бы: привела помощника, а он совершенно незнакомой женщине такую руладу загнул, то Клавдия опухла от феноменальной памяти народного мстителя Гены Топтыгина.
— Гена, ты чего? — всплеснула руками Галина Борисовна, когда дышащая праведным гневом речь нового работника подошла к концу.
— А чё она… — буркнул Гена, понявший, что, пожалуй, слегка перегнул палку — ведь Клавдия, похоже, была лучшей подругой Галины.
В ответ на вопросительный взгляд подруги Клавдия лишь пожала плечами:
— Суровые у тебя кадры, Галя. Поделишься?
А после добавила для Гены:
— Всё, квиты. Бери коробку.
Часов до одиннадцати Гена был в гостях у Клавдии, вместе с Галиной, конечно. Мужа у хозяйки не было, так что весь вечер Гена был в центре внимания. Пили пиво, ели пельмени, смотрели видик. В двенадцатом часу Гена, слегка пошатываясь от выпитого, стал собираться домой. Дамы встретили новость о семейном положении красавца мужчины со странной грустью в глазах, но домой отпустили, и около часа ночи Гена, наконец, добрался до дверей Татьяны Константиновны. Еще полчаса он решал сложную этическую проблему: будить или не будить жену и тещу? В конце концов Гена пришел к выводу, что в том некондиционном состоянии, в котором сейчас находится, он доставит мало удовольствия своим возвращением как суровой маме, так и не выносящей пьяных Ане, и, устроившись на коврике под дверью, заснул.
Татьяна Константиновна в спешном порядке загнала его в горячую ванну, после налепила на мощную грудную клетку Гены весь перцовый пластырь, имевшийся в доме, поясницу велела обмотать своей шалью, а