— Ме!
Не иначе, согласна.
— Да хоть обоих забирайте — и Нюту, и Манюту, — махнул я рукой.
С этими словами ушел в дом. Пусть бабка забирает и Маньку и Аньку, во двор их ставит, привязывает, они там переблеиваться станут. Авось, мне не слышно будет, хоть высплюсь.
А времени-то у нас сколько? Царский подарок показывает шесть утра. И спать расхотелось. Что, придется на службу идти? Если на службу, то надо бриться. Горячей воды, естественно нет, печь не топлена, самовар тоже холодный. Козьей хозяйке выговор. Но мой «эгоист» на месте, сейчас хотя бы на бритье вскипячу.
Пока возился, явилась Анька.
— И что, не взяла тебя бабуля? — поинтересовался я.
— Не-а, она только Маньку берет, — сообщила Анна. — Но не прямо сейчас, а потом.
— Правильно, зачем бабулечке две козы? На двоих ей капусты не напастись. А я бы вас обеих отдал. И вам не скучно будет, и мне спокойнее. А то, развел я вас тут… Куда не глянь — кругом козы.
— Ме-ее, — отозвалась Анна, показав розовый язык.
— И это гимназистка шестого класса? — горестно вздохнул я. — Какой пример вы будете подавать?
— Кому я пример должна подавать? Вам, ваше высокоблагородие? Вам бесполезно пример подавать.
— Да хоть бы козе своей. Никакого воспитания, а мне, как старшему брату, за вас стыдно.
— За меня стыдно или за Маньку?
— За вас, мадмуазель. Манька — дитя природы, что с нее взять? А вы, как-никак, княжна.
— Манька, моя, между прочем, тоже аристократка, хоть и коза. И очень умная. И она не виновата, что княжна проспала, — заерепенилась сестрица козы, но потом сникла. — Ваня, мне стыдно… Чаю крепкого с тобой напилась, всю ночь не спала, под утро только заснула.
— Ладно, бывает, — примирительно сказал я. — Я даже рад, что ты тоже умеешь просыпать. А то уж слишком ты у меня правильная. Один раз в жизни и проспала, ничего страшного. Я тоже хорош — будильник забыл завести.
На самом-то деле я его и не заводил. Но Анька все равно переживала.
— Проспала все на свете, и печку не затопила, и вы у меня с Манькой голодными остались. Но я сейчас затоплю, а как ты вернешься, завтрак готов будет.
— В смысле, завтрак? — не понял я. — Когда вернусь, так уже и обедать пора. Давай яичницу быстренько сообразим, да я на службу побегу.
— Иван Александрович, воскресенье сегодня, тебе на службу не надо. Тебе на заутреню надо идти, а как придешь, я к тому времени и завтрак сготовлю. Маньке пойло заварю, а тебе кашу пшенную сварю на молоке — как ты любишь. А яичницу ты вчера вечером — вернее, сегодня ночью — ел. Я помню, как меня Наталья Никифоровна наставляла — не перекармливать тебя яичницей. Мундир я тебе приготовила наилучший, рубашка свежая.
Заутреня? Точно, воскресенье. И Леночка на заутрене должна быть.
В храм явился, запасся свечкой и начал высматривать — а где же моя невеста? Разумеется, на том же месте, где лет сто стоят Бармины-Десятовы, а теперь еще и я пристроился.
Мы с Леночкой готовы были броситься друг другу на шею, но только и смогли, что руки пожать, а тетушка, разумеется, привычно заняла место посерединке — опасалась, что мы примемся целоваться. Слишком плохо тетушка о нас думает. Вот уж целоваться бы мы в храме не стали. Если только пообнимались бы, поприжимались… Но тоже неприлично.
Конечно же, молитвы я не слышал, да и Леночка тоже, потому что мы только глазели друг на дружку, из-за чего тетушке приходилось пихать в бок племянницу, и шипеть на меня.
Ну хоть на обратном пути мне было дозволено пойти с невестой под руку.
— Ваня, как же я рада, что ты приехал, — сказала Леночка. Оглянувшись — не видит ли кто, быстренько поцеловала меня в губы.
— Кхе-кхе, — сурово напомнила о себе тетушка. И не только о себе, а еще и о прихожанах, степенно выходящих на Воскресенский проспект. А добрая половина здесь тех, с кем нужно либо поздороваться, либо хотя бы обозначить поклон — кивнуть, то есть, только пониже и помедленнее.
Я чинно поклонился Лентовскому с супругой. Представлять невесту и представляться тут никому не надо — все друг дружку давным-давно знают.
— Иван Александрович, я вас поздравляю, — пожал мне руку наш генерал, — уже наслышан, злоумышленник пребывает в тюрьме. Но никто даже не сомневался, что вы справитесь. Думаю, завтра вы…
— Николай Викентьевич, — потянула Председателя супруга. — О служебных делах поговорите на службе, а Ивану Александровичу нужно побыть с невестой.
— Виноват, — смутился Председатель суда.
— Ничего-ничего, — поспешно ответил я, потом еще раз поклонился Марии Ивановне: — Ивану Андреевичу от меня огромное спасибо за хлопоты.
— Это разве хлопоты? — заулыбалась дочка Городского головы. — Вот, с железной дорогой — это хлопоты. Нужно определить стоимость топографических изысканий…
Теперь уже Лентовский потянул жену за рукав.
— Машенька, пойдем, оставим молодежь в покое.
Раскланявшись на прощание с Лентовскими, заодно поклонился еще кому-то — не понял, кому именно, но лучше лишний раз поклониться, нежели пропустить. Это как в школе, когда здороваешься с коллегами — если не помнишь, здоровался или нет, лучше поздороваться лишний раз.
— А что за хлопоты с железной дорогой? — поинтересовалась Леночка.
— Мы с Иваном Андреевичем железную дорогу затеяли строить от столицы до Череповца, — пояснил я, потом уточнил: — Вернее — затеял-то он, а я, когда у государя на аудиенции был, о дороге заговорил. Надеюсь, Его Величество проект одобрит.
— Иван, ты был у самого государя? — обомлела тетушка, позабыв, что ей следовало добавить к моему имени еще и отчество, но я на это обижаться не стал.
— Совершенно верно, — важно изрек я. Полез, было, в карман, но вспомнил, что царские часы с собой не ношу, чтобы не потерять, предпочитая им батюшкины. — Хотел подарком государя похвастаться, но позабыл взять.
— Подождите-ка, а ты теперь не коллежский ли асессор? — опять удивилась Анна Николаевна, рассмотрев мои петлички со звездами.
— А что, Аня не сообщила? — посмотрел я на Леночку.
—