— Ага, она самая, тетя Ираида, — кивнула Анька. — Вроде бы поругаться пришла — Манька с утра орет, требует, чтобы покормили. А она посмотрела на Маньку — слезу пустила. Говорит — в детстве у них точно такая была. Теперь тетка Рая моей Маньке капустные листья носит, траву косит.
— Еще и траву косит?
— Ну, не косит, косы-то у нее нет, серпом режет. И просит, чтобы Маньку ей насовсем отдали. Мол — в сарайке у нас она зимой если и не замерзнет, то вымя себе отморозит, а у нее двор крытый, хлев есть. И ей самой не так одиноко будет. Коза все-таки живая душа.
Откровенно-то говоря, я только за. Сплавить козу соседке, пусть у нее и блеет. Хрен с ним, я бы еще и приплачивал. Еще вспомнил, что Ираида живет одна, сын не то в Ярославле, не то в Рыбинске, дочка где-то в уезде. Веселее бабульке будет, с козой. Но вслух сказал:
— Коза твоя — тебе и решать.
— Ваня, я бы и отдала. Ты ж говорил, что мы через год все равно уедем, а Манька еще года два проживет, а может и три. Опасаюсь, что тетка Ираида Маньку возьмет, а потом передумает. Устанет она кормить, навоз убирать.
Все возможно. Сколько животных оказывается на улице, оттого, что хозяева взяли себе котенка, думали, что игрушка, а он вырос, мебель дерет. Или собачку… Слов у меня нет, чтобы высказать все, что думаю, о таких «хозяевах».
Я только махнул рукой.
— Ладно, если ты привела, так пусть живет. Будем считать, что завели мы себе козу-пенсионерку. Как холодать станет, можно ее к соседке определить на постой. Год еще целый, посмотрим, как оно все пойдет.
Ладно, с Манькой разобрались, переходим к остальным пунктам.
— В городе что нового произошло? Слышал — губернатор с грозой приезжал, всем разгон устроил? К лопухам придирался.
— Ага, придирался, — засмеялась Анька. — Губернатор по улицам ездил, все осматривал, потом в уезд уехал, так к его возвращению те лопухи, что поближе к дороге были, посрубали, что-то скосили, а те, что подальше, на пустыре, так и оставили.
— Так их все равно не видно, — резонно заметил я.
Разумеется, здесь вина Городского головы, но у Милютина до каждого лопуха руки не дойдут. Он и так, можно сказать, половину городских расходов на себе тащит. Да и должно же в нашем городе быть что-то неидеальное. Хоть лопухи.
— Ваня, скажи — ты ругаться не будешь?
— А что еще? — сразу насторожился я. Что там еще Анна Игнатьевна придумала? Надеюсь, не очередную авантюру? Один раз она уже меня «подписала» на литераторство. Хотя… Если посмотреть правде в глаза, я против этого не возражал. Возможно, сам бы на такую авантюру не решился, а вот когда подталкивают, то почему бы и нет?
— Вань, я в гимназию поступила.
— Да ну⁈ — поразился я. — А в какой класс?
— Только в шестой, — уныло отозвалась Анька. — Я-то хотела сразу в седьмой, чтобы с девочками — репетиторшами моими, но экзамены не сдала. Задачки по математике решила, по Закону Божию все ответила, по истории с географией вообще вопросы не задавали, а вот в диктанте ошибок много наделала. Господин директор сказал, что для ученицы седьмого класса неприлично. Дескать — в шестом поучись, там посмотрим.
— А почему я должен ругаться? Ты вообще молодец, — похвалил я девчонку, потом спохватился. — Когда успела?
— Это не я успела, а Иван Андреевич Милютин с директором поговорил. Как ты в Кириллов уехал, к нам господин Милютин пришел, тебя хотел застать. Тебя не было, так он со мной немножко поговорил. Сказал, что с директором договорился, но нужно, чтобы отец прошение написал, а еще директор сказал, что будет лучше, если я в гимназии хотя бы год поучусь, а уж потом экзамены экстерном сдавать. Я за четыре дня все сдала!
Иван Андреевич слов на ветер не бросает, и дела не откладывает. Я-то думал, что он поговорит с директором как-нибудь потом, а он все сразу, единым махом. Наверное, так и надо.
— А почему экзаменов мало? — слегка удивился я. — Там же еще немецкий с французским должны быть, латынь?
— Сказали — что это необязательные предметы, за них даже плату отдельную вносят, латынь для женских гимназий вообще отменили, но я решила, что нужно и немецкий и французский учить, батька уже все прошения написал.
Ух ты, а я ведь иной раз забываю, что у Ани имеется законный отец и все вопросы, связанные с образованием, он должен решать. И то, что моя воспитанница-кухарка станет учиться — это прекрасно. Станет с девушками общаться, со своими ровесницами, это на пользу. Авось у девчонки хотя бы юность будет, если детство пропало. Если еще Маньку в гимназию возьмет — совсем красота. Будут в Мариинке две козы учится — и что такого?
— Аня, а ты сумеешь и учиться, и по дому все делать, и за козой ухаживать? Где ты на все время возьмешь? Может, нам кого-то нанять?
— А чего там не успеть-то? Я же, когда в школе грамоты училась, то все успевала. У тебя здесь и работы-то особой нет, — пожала плечами Анька. — Еще Иван Андреевич посетовал, что за учебу платить придется — мол, все стипендии распределены.
— Это ерунда, — отмахнулся я. — Неужели я за тебя какие-то тридцать рублей в год не заплачу?
— Батька мне тоже самое сказал, — хмыкнула Анна. — Но я решила, что сама за себя заплачу. Справедливо будет. Сам же сказал, что я богатенькая Буратинка. Да, Ваня, о Буратино… Редактор снова письма читателей прислал.
— Опять какие-нибудь поклонницы? — загрустил я. — Фотографии, предложения познакомиться?
— Есть и такие, я их на растопку оставила. Но есть интересно письмо — потом почитаешь.
Я покивал. Завтра все почитаю. Все-таки, что же в доме изменилось?
— Аня, мне мерещится или нет? Что-то у нас не так… А что именно, понять не могу.
— Ишь ты, заметил, — покачала головой Аня. — Я-то думала, что ты только завтра внимание обратишь.
— Почему завтра?
— Так днем увидишь, что внизу свежие бревна, от старых отличаются.
— В