- Что же случилось?
- Я же говорил, не торопись. Ты ещё успеешь...
- Рыдать? И ты меня жалеешь?
Неожиданно утвердительно кивнул головой.
- Не знаю, что и думать, уже голова кругом идет. Тебе что-то угрожает?
- Я не преступник, мама, чтобы мне что-то угрожало.
- А Павлу?
- Павел сам по себе.
- Значит, у тебя беда?
- Нет...
- Так почему ты не смотришь мне в глаза?
- Не выдумывай, - начал тереть глаза, пытаясь удержать слёзы, которые вот-вот, казалось, польются. Не могла это не почувствовать мать, спросила:
- А почему ты плачешь?
Притворно засмеялся:
- Разве я такой, чтобы плакать?
Правда, - подумала на это Олимпиада Романовна, - Геннадий не плаксивый. Павел - тот может и заплакать, а Геннадий - нет. В детстве разве раз пришлось его бить? Было, аж синяки на теле оставались, а никогда не пустил слезинки. Твёрдый, как орех, в кого такой удался? А Павел хрупкий был, обидчивый. Как его отец, видно...
Оборвала воспоминание - зачем об этом вспоминать? И всё же вернулась мысль к Павлу: таким, как он, трудно в жизни, а может, потому и трудно, чтобы они изменились? Жизнь - суровая школа, и в конце концов доучивает каждого. Надо бы ей, матери, понаблюдать немного за Павлом. Но как? Сыновья отчима не любят, хотя без него вырастить их было бы ой как трудно! А чтобы остаться на некоторое время в городе и пожить немного возле них - не может быть и речи. Викентий, во-первых, этого ей не позволит, во-вторых, Наталья выгонит её из дома. Приязни между ней, матерью, и невесткой, нет, да и будет ли. Павел же мягкий, слишком уж мягкий. А впрочем, давно вырос и вылетел из гнезда - зачем теперь нужна ему мать? Разве только внуков привезут, если родит их Наталья. Но такие красавицы, как она, с этим не спешат - о детях надо заботиться, ночей не досыпать. Приходят в себя, правда, но поздно. Так может и с ней, Натальей, случиться... Коли уже не случилось...
И к Геннадию, к сыну:
- А как там Наталья?
- Кто?.. - И на этот раз посмотрел прямо в глаза.
- Невестка, Наталья?
- Не знаю...
- Бываешь у них?
- Да, все некогда...
- Как это некогда?
- Мама, у меня уже своя жизнь, а ты меня всё ещё считаешь ребенком! - в голосе сына слышалась раздражённость.
- Для того не очень много времени нужно.
- Но нужно?
- Нужно, это правда, - задумалась мать, - Но я бы хотела, чтобы нам с Натальей как-то примириться, прийти к согласию - всё же одна семья.
- Теперь будет мирно.
Снова и снова пристально поглядывала мать на Геннадия, думая: такой, что тайны и родной матери не хочет сказать. А что, если он такой жестокий? Предупредить хотела Геннадия, сказать: смотри, мол, чтобы ни одна сиротина тебя не проклинала, потому что это хуже всего, когда люди шлют тебе проклятия, - но промолчала: не знает ещё ничего, а тут и без того в его глазах грусть. Взяла сына за плечи.
- Скажи, и тебе будет легче.
И действительно уже хотелось рассказать матери обо всём, но как - не знал. Выдержит ли мать со своим больным сердцем, а в пригородном поезде кто окажет медицинскую помощь? Скорая не приедет, врач не поспешит... Поэтому ей не сказал и дома, в лесу.
Взглянул в окно - скоро, уже скоро. Виден пригород. ещё одна остановка - и городской вокзал. Возьмут такси, заедут в больницу - там ей и скажет, что произошло в Павловой квартире...
Среди толпы, как между деревьев в лесу, заблудился Геннадий - людно было на привокзальной площади. Но стало как будто легче дышать.
- В больницу! - попросил Геннадий, когда подошла их очередь к такси, и водитель легко ударил дверцей машины.
Затаила дыхание:
- Павел в больнице? Произошла авария?
- Успокойся. Просто у тебя сердце...
- Не бойся, сердце у меня уже всякое горе видело! Вези к Павлу!
- Тогда на Подвальную, - сказал шофёру Геннадий.
Сидя в машине на переднем сидении, ещё издалека узнала мать дом Павла, в котором уже раз побывала и даже заночевала. Приехала к сыну, чтобы после ремонта помочь убрать квартиру - очень устала, и не пустил её Павел, уговорил, чтобы осталась до утра. И Наталья, правда, умоляющими глазами посмотрела, сама ей, Олимпиаде Романовне, постелила постель.
Или и сегодня, думала, заночует у сына? Чтобы понаблюдать, как они живут, как разговаривают, как друг на друга смотрят - всё хотела знать, чтобы сделать вывод: счастлив сын или нет? И если счастлив, она будет только радоваться, хотя ей лично Наталья не нравится. Не хочет она, мать, вмешиваться в их дела, чтобы потом он не сетовал, что они с Натальей из-за неё не имеют жизни. Пусть будет и с Натальей, лишь бы счастлив был Павел!
А может, он всё-таки заболел? Лежит дома в тяжёлом состоянии! А Наташа - опять в отъезде, кто же за ним присмотрит, кроме матери. Эх, Геннадий, так бы и сказал. Разве, сынок, материнское сердце можно успокоить? Мало ты ещё знаешь, хоть и учишься в высшей школе. Если действительно на Павла напала болезнь, то такая, как Наталья, от него ещё и отвернется. Тогда он поймёт, что мать говорила правду. Ничего сейчас она не будет говорить, но, когда выздоровеет Павел, немного успокоится, отрежет ему: «Не жалей о ней, это даже лучше, что ушла, - пусть идёт на свою голову, потому что настрадался за свой век - да и только, а ты ещё молод, вся жизнь впереди, и будет у тебя жена, которая будет любить тебя, уважать, и ты её будешь любить, и оба будете счастливы!..»
Такси уже остановилось. Поспешила мать, вышла из машины первой, и в подъезде подождала сына, а потом тяжело начала подниматься наверх, держась за поручни - сердце ещё тревожнее забилось. Господи, - говорила уже себе, чтобы тот с собой хоть какой-то беды не сделал, ведь никакая женщина не стоит того, чтобы себя жизни за неё лишать!
И стала, как вкопанная, посмотрев на дверь, которая была обита изорванным зелёным дерматином. Подумала: воры!.. Ограбили дом! Знали, что Наталья в отъезде. Павел - на работе, или, может, где-то допоздна задержался -