— Ну давай, — с некоторой опаской соглашается он.
— Почему ты, а не он начал общаться со мной? Как так вообще получилось, что у тебя оказался мой номер?
Глава 17
Матвей
— Я в клубе, — говорю брату, кивая знакомым, которых встречаю на пути. — Ты будешь?
— Ты, по ходу, не в том клубе, — хмыкает Дэн в телефон. — В “Облаках” Семенов сегодня празднует днюху. Тут такое… Подтягивайся, короче.
— Мне надо проконтролировать, как тут идут дела.
— Блядь, ну ты скучный, — стонет Дэн. — Забудь о работе. Развлекись наконец. Рома наверняка все держит под контролем.
— Если что, подъеду позже. Бывай.
Простившись с братом, прерываю звонок и пожимаю протянутую руку управляющего нашим клубом, Ромы Скобцева.
— Как тут дела? — спрашиваю после приветствия.
— Нормально. Девочек новых набрали. Проходи зацени.
— Обязательно. А что там с поставщиками? Решилось?
— После твоего вмешательства через час уже все товары были под клубом, — ухмыляется он. — Не знаю, что ты сделал.
— Знаешь, “с приходом в экономику утюга и паяльника значительно увеличилась ответственность за каждое сказанное слово”, — цитирую знаменитый монолог, и мы вместе смеемся. — Так что поставщику пришлось, как папа говорит, ответить за базар.
— Надо отдать ему должное. Новенький в городе, а уже вышел на вас.
— А теперь еще и работать научится.
Охранники, поздоровавшись, распахивают двойные двери, и в грудную клетку влетает вибрация от громких басов. Мы с Ромой молча проходим в ВИП-зону, минуя барную стойку, облепленную жаждущими, и извивающиеся тела. У нас охуенный клуб. Когда папа строил его, он не просто пытался сделать все по шаблону, он советовался со мной и Дэном, а мы предлагали все идеи, которые когда-то почерпнули в клубах Ибицы, Монако и других местах. В общем, получилась конфетка, и нам есть, чем гордиться.
— Что будешь пить? — спрашивает Рома, когда мы размещаемся за столом.
— Воду. Я за рулем.
— Да ладно тебе. Ты не заглядывал две недели.
— Ром, воду.
Он кивает официанту, чтобы тот свалил, потому что на каждом столе в випке всегда стоит несколько бутылок воды. Так сказать, комплимент от заведения.
Некоторое время мы с Ромой болтаем, перекрикивая музыку. Обсуждаем новых танцовщиц гоу-гоу, вопросы ведения бизнеса, что нужно доработать и исправить в клубе, а потом его выдергивает бармен, и Рома, извинившись, уходит. Я остаюсь в одиночестве и теперь могу наконец рассмотреть людей вокруг.
Силиконовые сиськи, надутые губы, наращенные волосы, несколько нормальных девчонок с натуральными прелестями. Знакомые, которые то и дело подходят поздороваться и перекинуться парой слов, прерывают мои наблюдения, а, как только отходят, я возвращаюсь к любимому занятию. Люблю отмечать особенности поведения у окружающих. Даже иногда придумывать истории, которые привели человека в эту точку. Это помогает мне развить стратегическое мышление, полезное для бизнеса. Да и для жизни в целом тоже.
Наконец мой взгляд натыкается на знакомую фигуру. Конечно, я не сразу узнаю ее. Ни хрена у меня нигде не екает, кроме как в паху, потому что девушка охренительно двигается. Извивается под грубоватые ритмы так, как будто из колонок льется музыка для секса. Она сама сплошной секс. Темные волосы, завитые в крупные локоны, пружинят в такт ее движениям. Она вскидывает руки и так медленно скользит пальцами по второй руке, что это завораживает. И одновременно с этим ее бедра энергично двигаются. Когда она поворачивается лицом, меня словно током ударяет. Агата. Танцует с закрытыми глазами и улыбается. Надо сказать, зрелище завораживающее.
Некоторое время я пялюсь на нее, потягивая воду из бутылки. Агата возбуждает. Хрен пойми, чем она так манит, но я уже слегка ерзаю на сиденье от желания подойти и трахнуть ее прямо на танцполе. Один хер мне ничего не будет. Но нельзя. Репутация. Да и девочку напугаю к чертям собачьим. Надо будет как-нибудь заманить ее в “Облака” — знаменитый в узких кругах секс-клуб, где можно все.
В какой-то момент Агата что-то говорит рядом танцующей девчонке и начинает пробираться сквозь толпу в сторону туалетов. Мне бы сидеть да дальше рассматривать телочек, но я обнаруживаю себя на пути к коридору, ведущему к туалетам. Хрена с два я буду покорно ждать, пока она сама ко мне придет.
В полумраке коридора мелькают люди, за которыми я слежу, как коршун, чтобы не пропустить свою танцовщицу. Когда она выходит из туалета, я подхватываю ее под локоть и волоку в дальний угол, едва ли освещенный тусклыми лампами. Агата даже вскрикнуть не успевает, как оказывается зажата между мной и стеной. Смотрю на нее, но не касаюсь. Хрен знает, почему. Просто хочу смотреть. Видеть, как расширяются ее глаза от узнавания, как распахиваются пухлые губки, которые хочется прокусить до крови и попробовать ее на вкус.
Наклоняюсь и провожу носом по влажной от пота шее, а потом собираю губами мурашки, щедро покрывающие тонкую кожу. Втягиваю запах и прикрываю глаза, улыбаясь. Она пахнет как секс. Хочется сорвать с нее трусики и вдавиться каменным членом прямо в тесную влагу ее тела.
— Ты красиво танцуешь, — говорю ей на ушко.
— М-м-м спасибо, — тихо отвечает она на выдохе. И от этого ее тона в голове вспышками сразу флешбэки того, как она стонала и тихо мяукала под Дэном.
Больше мне ей сказать нечего. Я мог бы заливать, чтобы снять ее, но не хочу. Пусть чувствует, а не слышит.
Переместившись от ее уха, зависаю своими губами напротив ее. Буквально в паре миллиметров. Мы дышим одним воздухом, обмениваемся кислородом, сверля друг друга раскаленными добела взглядами. Я чувствую от нее такие же вибрации, которые ясно отражают мои собственные. Агата хочет меня. Как, впрочем, и я — ее. Разорвал бы, наверное, но с ней хочется немного другого. Смаковать, медленно подогревать, доводя до исступления, чтобы потом одним толчком заставить ее кончить.
Наши губы не соприкасаются. Мы продолжаем стоять так, периодически облизывая губы, потому что они практически мгновенно пересыхают. Сейчас бы мне пригодилась бутылка с водой, которую я оставил на столе. Во рту гребаная пустыня.
— Что там происходит в твоих трусиках? — спрашиваю я. Мне адски хочется проверить это лично, но компрометировать Агату я бы не стал. Хоть мы и стоим в темном углу, наверняка найдется какой-нибудь мудак, который увидит то, что я буду делать. — Там мокро? Почему молчишь? Мокро, — довольно заключаю я. — Знала бы ты, насколько твердый у меня сейчас ствол, и как я хочу вогнать его в тебя. Знаешь, я бы не ждал ничьей команды, чтобы трахнуть