Вопрос: почему не вокруг Ленина?
Почему Ленин – как следовало бы при оппозиции коммунистов (КПРФ плюс другие коммунистические организации, включая молодежные) новому режиму – не стал знаменем сопротивления, а им стал именно Сталин?
Полагаю, что это связано с национальными особенностями русского коммунизма, в котором патриархальное сознание соединилось с националистическим, а не только с утопическим. И – исключило интернационализм, главную идейную опору международного коммунистического движения. Такая гремучая идеологическая смесь составлялась и внутри самого аппарата ЦК КПСС, частично вдохновлявшегося представителями так называемой творческой интеллигенции. (При всей ненависти к Ленину, Сталин, например, у Ильи Глазунова – безусловно положительная фигура, исторически продолжающая «царское» дело России в Европе и Азии. Сталин восстановил, утвердил и расширил Российскую империю, это главное, что определяет отношение к нему художника, выраженное в концептуальном полотне, посвященном истории России в мире, «Мистерия XX века».) Постепенно, после выноса из мавзолея, невзирая на «исторические» решения XX и XXII съездов КПСС, Сталин становится фигурой собирательной, притягивающей к себе ущемленных фундаменталистов всех мастей – коммунистов, монархистов, антисемитов, империалистов, государственников и т. д. Вокруг фигуры Сталина кипели страсти – вокруг фигуры Ленина официальный фимиам иногда вытеснялся попытками «оппозиционного» очеловечивания (драматург Михаил Шатров, режиссер Олег Ефремов и др.), но силы распределяются так: Ленин – шаткая идейная «опора» оппозиционной интеллигенции; Сталин – крепнущее «знамя» тщательно выращиваемой в том числе и самим режимом совокупной сменной оппозиции. Почему я называю ее «сменной»? Потому что в случае кризиса власти, кризиса советского режима именно эта оппозиция должна была бы укрепиться во власти. «Сталинская» оппозиция власти неуничтожимо коренилась все эти годы после Сталина внутри самой власти, и миф о хорошем Сталине не исчезал из памяти населения, несмотря ни на какие официальные разоблачения.
Разоблачить этот миф могло – и было обязано – только искусство, потому что искусство в свое время и способствовало его созиданию.
Ибо без замечательного советского кинематографа, без живописи, тиражируемой репродукциями («Огонек», календари и прочая народная олеография), без советской музыки, с прекращением только на шесть часов с полуночи до утра, несущейся из всех репродукторов по всему СССР, музыки и песен, создававшихся лучшими, а также худшими композиторами и поэтами всей страны, без монументальной пропаганды – а памятниками Сталину, от великолепных мраморных до простых гипсовых, от подавляюще великих до трогательно малых, была засеяна опять-таки вся страна, – безо всей этой могучей и непрерывной, зомбирующей и самих ее исполнителей сталиниады никакого товарища Сталина в сознании населения не осталось бы. Совокупная сталиниада, акт колоссальной (вне)художественной энергии, не прошел бесследно – ни для коллективного сознания, ни для коллективного подсознания. Все-таки образ Ленина так не насаждался – скорее подчеркивалась его скромность при акцентируемом всемирном могуществе Сталина. Поучаствовали в сталиниаде практически все великие – от Мандельштама, Ахматовой и Пастернака (он был первым – 1 января 1936 года, стихи в «Известиях») до Прокофьева и Шостаковича. Великая (тоже) армия халтурщиков сначала присоединялась, по мере продвижения великих художественных образцов, а позже сама вошла в силу и уже после Победы не нуждалась ни в каких великих.
Во время перестройки, еще до августовской революции 1991 года, были опубликованы демифологизирующие Сталина тексты (во многом и подготовившие эту революцию, по крайней мере очистившие на тот момент сознание общества).
‹…›
3
Сталин представляет собой тефлоновую историческую личность – если количество отрицательной информации и влияет на восприятие, то скорее наперекор: чем больше негативной информации, тем выше последующая увлеченность. Может показаться, что общество до сих пор гипнотизируется Сталиным, заколдовано если не им самим, то его образом.
Например.
Осенью 2004 года на Первом канале были представлены сериалы – по романам «Московская сага» Василия Аксенова и «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова. И в том и в другом сериале Сталин представляет собой персонаж, к которому стягиваются телероманные события. Показателен не только Сталин, а сам подход к истории – производителей сериалов и его «заказчиков», в данном случае – Первого канала, канала, имеющего сигнал с самым большим охватом территории, не только российской.
Прежде всего отмечу, что «сталинский» период истории рассматривается как безусловно драматический для общества и народа, а окружение Сталина – как фигуры негативные. Однако как только доходит до самого Сталина, характер подхода меняется. Это не просто воплощенное историческое зло, диктатор и тиран, за которым тянется в истории страны кровавый след в миллионы человеческих жертв, – это сложная (по замыслу режиссера и артиста, играющего Сталина в «Саге», в данном случае – В. Миронова) личность, в составе которой перемешиваются разнообразные краски: от черных, безусловно отрицательных, до чуть ли не розовых, сентиментальных. Возражая критику, подвергшему образ Сталина, воплощенный им, оглушительному разгрому, артист (не профессиональный – в действительности профессор МГИМО, политолог, а также занимает пост председателя наблюдательного совета одного из московских банков; ходили слухи, публично, правда, опровергнутые самим В. Мироновым, что он заплатил за роль крупной финансовой поддержкой фильма) убежденно трактует Сталина иначе, чем образ откровенного злодея: «…в постсоветском кино образ Сталина всегда “подавался” в виде клишированного злодея и одновременно шута. Почти все актеры пытались сыграть жуткого монстра и при этом саркастически снять страх перед ним гротеском. В итоге получался паясничающий Сталин, и это объявлялось художественной правдой…»[65]. В предуведомлении перед репликой В. Миронова редакция «Новой газеты» объясняет, что полемика о корнях сталинизма осталась в перестроечных «Огоньке» и «Московских новостях»[66]. Газета ошибается: полемика и тогда не была закончена, она ничем не разрешилась, народ не прошел через декоммунизацию (в отличие от Германии, которая в свое время прошла через денацификацию и освободилась от фашизма, его идеологии) и обречен – пока – постоянно возвращаться на то же место, с которого эта полемика, если ее можно так назвать, начиналась: к Сталину. Эдакое дурное deja vu.
Леонид Зорин в «маленьком» романе «Юпитер» (2001) поставил в центр повествования артиста (артиста «в силе» – 50-летнего, знаменитого «премьера»), который берется за исполнение роли Сталина в довольно слабой пьесе; и для того, чтобы лучше проникнуть в изображаемого, воссоздает его сознание, его логику. И постепенно сталинское сознание вытесняет его собственное, актерское, человеческое. Он становится Сталиным. Зорин тщательно исследует возможную версию: увлеченность сталинской логикой, стремление понять Сталина грозит превращением в Сталина. Но установка артиста именно такова: проникнуть в логику Сталина – и проникнуть в логику поведения творческой интеллигенции, Пастернака, Булгакова, Мандельштама, их компромисса, их унижения перед Сталиным, вплоть до логики Зощенко и Ахматовой. В результате работы понимания артист стал «адвокатом своей роли»[67]. В качестве аргументов он привлек стихи, посвященные Сталину и написанные великими поэтами; телефонные разговоры Булгакова и Пастернака со Сталиным; скрупулезный анализ отношений поэтов с Бухариным и