"Черт возьми, Мария Антуанетта родилась в Австрии. Немецкий был бы ее родным языком". Амбри с улыбкой покачал головой. "Хорошо сыграно, дорогая".
"Что это вообще значит, майн шац?" Я достал свой телефон и погуглил. Затем мое сердце упало. "Боже мой!"
"Что?" спросил Амбри. "Это значит "маленькая дрянь", да? Я так и знал..."
"Это значит мое сокровище. Святое дерьмо". Я снова прочитала письмо. "М-А... Маргарет-Анна". Я посмотрел на Амбри. "Моя бабушка".
Амбри уставился в ответ, его рот был открыт. "Нет..."
"Ты сам сказал, что мы все живем не одну жизнь. Она присматривала за нами обоими". Я улыбнулся, вытер щеку. "Наш ангел-хранитель".
Амбри обнял меня за плечи. "Мы благословенная пара, Коул Мэтисон".
"Ты можешь сказать это снова".
Я опустил бриллиант обратно в сумку, а он положил его в карман.
Мы возвращались на улицу, когда наткнулись на обгоревшие останки портрета Амбри. Рама уцелела, хотя потускнела и деформировалась, но холст сгорел дотла.
"О, Коул", - сказала Амбри. "Мне очень жаль. Я понимаю, почему для меня это было жестоко, но ты? Твой успех? Вся твоя прекрасная работа. Почему это должно было быть стерто? Ты не сделал ничего плохого".
"Я не думаю, что дело в правильности или неправильности; дело в том, чтобы показать мне, что важно. Я слишком сильно заботился о том, что думают люди. Я был парализован этим. Я позволил этому помешать работе". Я повернулся к нему, мое сердце было переполнено. "Мое искусство было потеряно. Я был потерян. Пока ты, Амбри. Ты вернул мне все. Ты дал мне все".
Амбри улыбнулся, и острые углы, которые он показывал всем остальным, растаяли вместе со мной. "Ты помнишь, кем я был. Ты можешь начать все сначала".
"Нет, больше никаких демонов. Будет еще какая-нибудь тема, которая меня увлечет, я не сомневаюсь". Я протянул руку и провел пальцами по его щеке. "В конце концов, у меня самая прекрасная муза".
Перевод: https://t.me/justbooks18
Эпилог
Два года спустя
Я прогуливался по коридорам школы Уинтроп и остановился возле класса Коула. Школа искусств была построена в 1889 году, в ней пахло старым деревом и краской, а широкие коридоры с сосновым полом звенели от детских разговоров и смеха.
Коул стоял у входа в класс в джинсах, твидовом спортивном пиджаке и клетчатой рубашке на пуговицах и выглядел как профессор искусств. Его волосы по-прежнему были всклокочены, но он больше не носил очки. Он надел очки только потому, что я сказал ему, что его глаза слишком красивы, чтобы их прятать. Более того, они стали помехой, когда я нападал на него, когда он входил в дверь после долгого дня преподавания.
Я ждал в дверях, держа в руке пакет с обедом, и слушал. Двадцать десятилеток стояли за двадцатью маленькими мольбертами; двадцать пар глаз смотрели на миску с фруктами и белый кувшин с водой, расставленные на столе во главе класса.
"Обратите внимание, как свет меняет цвет и даже текстуру фруктов", - говорил Коул, бродя среди них. "Виноград в тени имеет другое качество, чем виноград на солнце. Поиграйте с цветовыми тонами. Играйте со штриховкой".
Я улыбнулся, мое сердце было так полно любви к этому человеку, что это было просто поразительно. Как бездонное море, простирающееся в бесконечность. Я никогда не дойду до конца своей любви к нему. Ни за миллион жизней.
Я прислонился к дверному косяку, довольствуясь тем, как Коул делится своими дарами с художниками будущего. Но вот старое дерево скрипнуло, и двадцать маленьких лиц повернулись ко мне.
"АМБРИ!"
Столпотворение, когда они окружили меня и втянули в класс.
"Привет, малыши". Я посмотрел на Коула. "Я не хотел вас прерывать".
Он улыбнулся, и, черт возьми, если бы мое сердце не раздулось. Прошло два года, но улыбка Коула для меня была такой же счастливой и богатой, как будто мы виделись не несколько часов назад, а целую вечность.
"Все в порядке", - сказал он. "Обед будет в пять".
Маленькие самородки потянулись к моим рукам.
"Амбри, ты останешься?"
"Ты собираешься обедать с нами?"
"Иди посмотри, что я сделала!"
Следующие несколько минут я бродил от мольберта к мольберту, любуясь их работами. Они все были талантливы, раз попали в эту школу, но Коул был необыкновенным профессором. Таланту нельзя научить, но он смог сформировать у них навыки, и он поощрял их отвлекаться от шума. "Верьте в себя и любите то, что вы делаете", - однажды услышал я его слова. "Сделайте эти мысли громче всех остальных".
Прозвенел звонок, и они с визгом понеслись к двери, махая мне своими маленькими ручками. "Пока, профессор Мэтисон! Пока, Амбри!"
Оставшись одни в классе, я подошел к Коулу и поцеловал его. "Я не знаю, как ты это делаешь по несколько часов в день".
"Они дают мне жизнь", - сказал Коул, сияя. "По какому случаю?"
"Я принес нам обед", - сказал я, держа в руках белый бумажный пакет. "У меня есть две новости, и я не хотел ждать, пока ты вернешься домой".
Домом была наша скромная маленькая квартира в Мэрилебоне. Две спальни - одна для нас, другая для студии Коула - с белыми стенами и большим количеством окон. Мы очень бережно относились к подарку, который дал нам наш ангел-хранитель, экономили и работали по мере возможности.
Коул нашел работу в Уинтропе, преподавал днем и работал над новой коллекцией по ночам и по выходным. В мои обязанности входило выполнять всю утомительную работу, которую он ненавидел. Я делал звонки, рассылал фотографии и электронные письма, потому что верил в него до конца. Потому что за время нашей небольшой временной петли его талант не стерся, а расцвел. Он совершил несколько крупных продаж и готовил выставку в небольшой галерее. Ходили даже слухи, что Джейн Оксли заинтересовалась и будет присутствовать.
Его друг, Вон Риттер, тоже собирался приехать.
Два года назад, после того как шок от того, что мы нашли в развалинах, прошел, Коул позвонил Вону и поддерживал с ним тесные отношения,