"Он мой!" Я реву, мои крылья обдувает горячий ветер.
"Тогда во что бы то ни стало..." Дебер взмахивает пустой рукой в сторону фигуры по ту сторону Завесы.
Коул Мэтисон сгорблен, маленький, жалкий и, как большинство людей, совершенно не осознает своей силы. Но ведьма права: он на краю. Достаточно лишь слегка подтолкнуть его...
"Он мне еще пригодится", - говорю я. "Иди, Дебер, и возьми с собой свою дряхлую сестру".
"Хорошо, но смотри, чтобы ты ступал осторожно, Амбри", - говорит Дебер, притягивая сестру к себе. "Чтобы твоя верность нашему делу не оказалась под вопросом. Снова".
Они рассеиваются в облаке мух и исчезают. Я прохожу сквозь Завесу и выхожу на мостовую в человеческом обличье, оправляя лацканы пальто.
"Хорошая ночь для этого", - говорю я, ступая в круг света, отбрасываемого уличным фонарем.
Коул смотрит вверх, и я едва не задыхаюсь. Его красивое лицо избито и покрыто синяками. Очки отсутствуют, и он смотрит на меня затравленными и безнадежными глазами.
Я позабочусь о том, чтобы он получил удовольствие, пока не перегорел. Я спасу его и погублю одновременно.
"Ты", - говорит он ровным тоном. "Я думал, что для того, чтобы видеть сны, нужно спать. Я даже вижу шлейф твоего дыхания в холодном воздухе. Мое воображение придумало все".
Я стою рядом с ним и опираюсь руками на перила. "Ты мечтаешь обо мне?"
"Думаю, да. В последнее время это трудно отличить. Ты ведь следил за мной, не так ли?". Он слабо улыбается. "Ты следуешь за мной во сне".
Его выбор слов вызывает неприятные, трепетные ощущения в моем желудке. "Я польщен. И что же я делаю в этих твоих снах?"
Коул игнорирует вопрос, хмурясь от внезапной мысли. "Ты говоришь так же, как и в моих снах. Тот же голос. Тот же... все. Как это возможно, если мы никогда не разговаривали до сих пор?"
"Это загадка на века", - говорю я. Коул должен знать правду, если я хочу получить то, что хочу, но стоять на мосту в темноте ночи не кажется мне подходящим моментом для того, чтобы раскрывать себя. "Может быть, мы обсудим это за чаем?"
Он отрывает взгляд от меня и возвращается к черной воде. "Нет, спасибо".
"Очевидно, я застал тебя в неудачное время".
"Очевидно". Он сгорбился в своем слишком тонком пальто. "Мой друг Вон говорит, что художники должны вливать свою боль в свои работы. Как ты думаешь, он прав?"
"Я не компетентен говорить на эту тему. Однако, если говорить об искусстве, у меня есть предложение..."
"Как насчет того, чтобы погрузиться в свою боль вместо этого?" говорит Коул, не слыша меня. "Как насчет этого? Было бы так легко просто... сдаться".
В одно мгновение я вспоминаю Астарота в горящей винокурне, обещающего сделать так, чтобы моя боль исчезла. Неужели я показался ему таким жалким? Таким же мучительно безнадежным, каким кажется мне сейчас Коул?
И снова я вынужден отмахнуться от пыльных эмоций, которые не мучили меня уже много веков. Я не жалею людей. Я не беспокоюсь о них и не забочусь об их благополучии. Я использую их, опустошаю, а потом выбрасываю, когда насыщусь. Нет, боль Коула будет использована против него, когда придет время.
А пока я хочу получить свой чертов портрет.
"О чае", - говорю я. "Пойдем?"
"Ты пытаешься меня подцепить?"
"Нет, хотя это было бы предпочтительнее, чем... что бы это ни было?"
"Честно? Я не знаю. Я не хочу прыгать, но я не хочу и не прыгать". Он сгибает плечи и смотрит на меня. "Ты когда-нибудь чувствовала себя так же? Как будто все было бы намного проще, если бы однажды утром ты просто не проснулся?"
Я начинаю лгать - я ничего не должен этому человеку. Но мое разрушенное детство, безразличие родителей, Арман, разбивший мне сердце... Они отвечают за меня.
"Один или два раза, может быть", - говорю я низким голосом. "Очень давно".
Коул кивает. "Иногда я просто становлюсь таким..."
Над нами свистит ледяной ветер, который, кажется, выводит его из ступора. Скорее всего, дело в том, что я спугнул Деберу и Киб. Он отступает с моста, словно потрясенный и ужаснувшийся собственному отчаянию.
"Нет. Нет, это не я. Я не такой. Я просто... в плохом месте". Теперь он смотрит на меня широкими, отчаянными глазами. "А ты... Ты реальный, но не настоящий. Что происходит? Что со мной не так? Мне кажется, что я схожу с ума".
Прежде чем я успеваю ответить, ноги Коула подкашиваются, и он опускается на холодный каменный мост. Его голова склоняется, и он тихо всхлипывает, уткнувшись в руку.
Я на мгновение замираю, потом неловко похлопываю его по плечу. "Вот, вот".
К моему полному шоку, он тянется к моей руке и держит ее. К еще большему шоку, я сжимаю ее в ответ. Он тянет меня к себе - или, может быть, это моя собственная заслуга, - но я встаю на колени позади него. Он обнимает меня за плечи... или, может быть, я обнимаю его. Я не могу понять, где заканчивается его потребность и начинается моя.
Несколько мгновений я обнимаю Коула, пока он корчится от боли, говоря себе, что все это часть плана. Чтобы поднять его, прежде чем позволить ему разбиться. Удержать его вместе, прежде чем разбить на части.
Это опасные воды, и ты это знаешь...
Моя челюсть сжимается, и я начинаю отпускать его, но Коул делает глубокий, ровный вдох. Он отпускает меня и встает на ноги, торопливо вытирая глаза.
"Мне жаль", - говорит он. "Я... я не знаю, почему я это сделал. Я не знаю тебя. Я должен идти..."
Я тоже прихожу в себя, разглаживая лацканы пальто. "Я должен настоять, чтобы ты пошел со мной. Ты замерзнешь до смерти в своем дешевом пальто, если мы не найдем тебе более теплое место. Не говоря уже о том, что твои раны нужно обработать".
Коул дотрагивается пальцем до губ, как будто впервые ощущая это. "Нет, все в порядке. Просто опять не повезло".
Я воздерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Люди раздражающе стоичны в самый неподходящий момент.
"У нас есть дела, которые нужно обсудить. Пойдем."
Я