«Вы все потеряли кого-то или нескольких значимых людей в своей жизни. Мы не будем заставлять вас рассказывать группе, кто эти люди. Однако мы призываем вас сблизиться и поделиться своей личной болью, но как многое, в чем вы признаетесь, зависит от вас. Вы все находитесь в одной лодке, и поддержка коллег может изменить вашу жизнь на вашем пути к исцелению. Но, пожалуйста, знайте, мы здесь для вас».
Миа улыбнулась, и я заметил, как плечи Саванны расслабились. Похоже, ей нравилось говорить о том, кого она потеряла, так же, как и мне.
— Сейчас, — сказала Миа и поднялась на ноги. Одного за другим она протянула нам то, что, как я увидел, было дневником и прикрепленной к нему ручкой. «Помимо занятий с нами, мы будем проводить групповые занятия каждый день. Они будут сосредоточены на чем угодно: от техник, которые помогут вам справиться с чувствами, до открытого пространства, где мы сможем поговорить и ответить на любые ваши вопросы. Или, конечно, если вы когда-нибудь захотите поделиться своей историей со всеми здесь». Она подняла запасной дневник. «Но одно мы требуем как обязательное — чтобы вы начали вести дневник».
Миа села обратно, пламя большого открытого огня отбрасывало тени на ее лицо. «Эти дневники будут предназначены только для ваших глаз, и их можно будет использовать несколькими способами». Дневник лежал у меня на коленях, как будто он был пропитан ядовитым дубом. «Вы могли бы написать о времени, проведенном здесь, о своем опыте. Достопримечательности, которые вы видите.
«Это может быть место, где вы сможете написать свои чувства. Помогите вам справиться с вашим горем, пока мы с ним справляемся», — продолжил Лео. «Если вы того пожелаете, это может быть место для поэзии. Если вы рисуете, то там вы можете зарисовывать все, что вас вдохновляет».
«Или то, что мы обнаружили, исключительно хорошо сработало для предыдущих групп», — сказала Миа, — «это то, что дневник может быть местом, где вы можете выразить то, что вы не успели сказать тому или тем, кого вы потеряли». Настроение в комнате изменилось от нейтрального до откровенно затхлого. Миа, казалось, почувствовала это, и ее голос стал мягче. «Мы знаем, что для многих из вас вы не получили завершения». Невидимая рука схватила меня за горло и начала сжимать. — Ты не успел попрощаться. Она дала этому предложению возможность передохнуть, а это было последнее, что мне было нужно. «Когда это произойдет, многое останется невысказанным». Я поерзала на диване и почувствовала, как на меня пристально смотрят люди. Или, может быть, они этого не сделали. Я просто чувствовал, что нахожусь под чертовым центром внимания. Я заставила себя замереть, чувствуя, как рука на моей шее сжимается все сильнее и сильнее, когда в моей голове начали мелькать нежелательные образы той ночи. Громкий визг шин, хруст металла… запах крови — столько крови — рог… непрерывный, нескончаемый звук рога…
«А для других это может быть место, где вы рассказываете любимому человеку, что вы чувствуете, какой была жизнь без него. Ваши мечты и страхи. Ваши стремления и ваши опасения. Все и все, что вы хотите. Никто, кроме вас, их не прочитает. Это только для твоих глаз, — сказал Лео.
«Вы могли бы использовать его как место, чтобы снова поговорить с ними, независимо от того, насколько это тривиально. Как разговор, — сказала Миа. Мои глаза начали метаться по комнате. Большинство остальных закивали, казалось, с готовностью приняв наше задание. Мне хотелось встать и уйти, руки чесались, а ноги подпрыгивали по полу. Я хотел успеть на первый же рейс обратно в Штаты и убраться к черту из этого места и подальше от этой группы.
Но затем я заметил Саванну.
Она сжимала в руках дневник, костяшки ее пальцев побелели как кость. Она не кивала в знак согласия. Похоже, она не увлеклась этой идеей, как все остальные. Вместо этого она смотрела на простой синий журнал с таким опустошенным выражением лица, что у меня свело желудок. Ее дыхание участилось, и я был уверен, что она вот-вот впадет в новый приступ паники.
Итак, я наблюдал за ней, просто чтобы убедиться, что она не поскользнулась. И я начал задаваться вопросом, кто оставил ее жизнь и разорвал ее настежь. Была ли это болезнь ее любимого человека или его смерть была быстрой и неожиданной? Был ли это выбор другого человека, как это было…
«Этого не происходит», — внезапно заорал я, и мой резкий голос заполнил комнату. Эти мысли… Я исчерпал свой предел. Больше не мог об этом думать. Я помахал своим дневником в воздухе. «Это бесполезно. И мне все равно нечего ему сказать .
— Мы понимаем, что ты так думаешь, Сил, да, — сказал Лео. Я оглядел комнату, пытаясь найти выход отсюда. Я чувствовал себя в клетке. В ловушке. Мне нужно было уйти.
«Но мы хотим, чтобы вы держались за это. Мы надеемся, что через некоторое время, проведенное с нами в этой поездке, вы почувствуете себя по-другому. Возможно, научитесь открываться. Чтобы исследовать свои чувства».
Я усмехнулся, затем встал и подошел к огню. я бросил журнал прямо в ревущий очаг. « Вот что я думаю о журнале», — сказал я, чувствуя глубокое удовлетворение, наблюдая, как пустые страницы начинают гореть. «Я не пишу в нем. В чем смысл? Какой в этом смысл ? Он мертв и не вернется».
В комнате царила полная тишина, но мой внутренний бунт подбадривал меня. Я никогда больше не буду разговаривать с Силлом. Ни в какой форме. Особенно в каком-нибудь журнале, где записи о наших потерянных были не чем иным, как жалкой фантазией, способом обманом заставить нас почувствовать себя лучше.
Треск горящих бревен был похож на удар тысячи молний, пожирающих каждый дюйм журнала. Мне показалось, что прошло несколько часов, пока я смотрел это. Затем я поднял глаза и поймал взгляд Саванны. На ее лице было выражение шока, но было и что-то еще… Понимание? Сочувствие? Я не знал. Но мне не нравилось, как от этого у меня болела грудь и сердце билось в два раза быстрее. Мне не нравилось, как ее большие голубые глаза смотрели на меня,