– Я в порядке.
Дарума выглядела как обычно, однако стоило Тессе подойти к кукле ближе, как в груди появлялось странное щемящее чувство. Тесса с надеждой посмотрела на сестер.
– Сесилия и Пэйтон ведь едут в Токио! Они могли бы взять меня с собой.
Пэйтон завязала шнурки на втором сапоге, проверила, на месте ли билет на автобус, и надела рюкзак.
– Тесса, тебе нужно отдохнуть.
Тесса, хотя и знала, что все ее надежды вот-вот лопнут, как мыльный пузырь, бодро улыбнулась:
– А вот и нет – я отлично себя чувствую! Ну возьмите меня с собой, а?
Сесилия прикусила нижнюю губу:
– Прости, Тесса, может быть, в следующий раз. Мы уже договорились с друзьями посетить храм Мэйдзи, ты не забыла?
Улыбка вмиг сползла с лица Тессы.
– Но как же…
– Грэм просила, чтобы ты не отходила далеко от одзии-чтяна и обаа-чтян. Так всем будет спокойнее.
Пэйтон возвышалась над Тессой как живой памятник сестринского авторитета, заставляя ее чувствовать себя совсем жалкой. Да кто она такая по сравнению со старшими сестрами? Они уверены в себе, всегда найдутся с ответом и любого поставят на место. И если кто-то скажет им грубое слово, они уж точно не станут молчать, заливаясь краской от стыда и смущения. И ни в чьей защите они не нуждаются – сами кого хочешь защитят. Не то что Тесса.
На душе у Тессы стало так тоскливо, что хоть плачь. «Друзья» – это ребята, с которыми Пэйтон и Сесилия познакомились три года назад, когда приезжали в Японию. С тех пор сестры постоянно болтали с ними по видеосвязи так запросто, будто те ходили с ними в одну школу, а не жили в другой части света. Конечно, Тесса помнила, что сестры уже договорились с этими своими друзьями пойти в какое-то никому не нужное святилище, но ее-то почему с собой не взять?
– Мы принесем тебе чего-нибудь вкусненького, – пообещала Сесилия. Вид у нее был виноватый. – А ты пока слушайся одзии-чтяна и обаа-чтян. Может, они сжалятся и в следующий раз отпустят тебя с нами.
От ее доброго голоса Тессе стало еще хуже. Сесилия взяла Пэйтон под руку, и Пэйтон подтолкнула сестру к двери.
– И постарайся не вляпаться в неприятности, ладно?
Эти двое казались полными противоположностями. Одна в воздушном платье в цветочек, мягкие локоны уложены в женственную прическу. Другая – вся в черном, в сапогах до колен, а глаза обведены синим, с металлическим блеском, карандашом. И все же между ними существовала прочнейшая связь. У них была своя компания, на двоих, и Тесса, хоть убей, в нее не вписывалась. Еще бы. Какой сестрам от нее прок? Она ведь вся из себя такая бедняжка, за которой глаз да глаз нужен… Эх.
И все же это несправедливо! Не для того она от самого аэропорта Сан-Франциско тряслась в самолете одиннадцать часов кряду (турбулентность, кстати, была ужасная!), а потом еще целый час добиралась на поезде до дома родственников (который, как оказалось, вообще стоит не на том берегу залива!), чтобы все лето проторчать в этом самом доме.
Сегодня утром, едва проснувшись, Тесса обновила статус в своем профиле в «НауЛук»: «Отрываюсь в Токио с сестрами. Лучшее лето в моей жизни!»
Поэтому она просто обязана попасть в Токио! Она сделает уйму селфи, пусть Элисон и остальные видят, как здорово она отдыхает. И нужно обязательно купить фигурку Тогэ Инумаки из «Магической битвы» – Элисон его обожает и совершенно точно с ума сойдет от зависти!
А еще она обязана доказать сестрам, что и сама может о себе позаботиться.
Утром, когда сестры собирались, бабушка с дедушкой отказались выдать Тессе японские иены взамен ее долларов: зачем ей деньги, если скоро одзии-чтян и обаа-чтян возьмут ее с собой в город? Ну да. Только, во-первых, когда это будет. А во-вторых, поход в «в город» означал всего-то визит на кладбище, что располагалось в двух шагах от святилища, за которым присматривали обаа-чтян и одзии-чтян.
Попасть наконец в Японию, о которой мечтала чуть ли не всю свою жизнь, только для того, чтобы безвылазно сидеть в домишке на берегу залива да иногда делать вылазки на кладбище, дабы навестить давно усопших родственников… М-да… Чудесно.
– А теперь пойдем-ка развесим белье! – радостно предложила обаа-чтян.
И Тесса, с тоской поглядев на удаляющихся в сторону автобусной остановки сестер, вздохнула и, понурившись, поплелась за бабушкой.
Обаа-чтян подавала прищепки, а Тесса, сражаясь с горячим ветром и отчаянно потея, вешала на веревку мокрые рубашки, полотенца и панталоны (да-да, самые настоящие огромные стариковские панталоны!). С балкона второго этажа Тессе был хорошо виден весь Кисарадзу: двухэтажные частные домики и многоквартирные дома, крытые ярко-голубой, красной или черной черепицей, спускались к докам. На пустой парковке играли дети. А далеко-далеко впереди, за широкой серо-синей гладью воды, раскинулся Токио, улыбаясь Тессе неровным частоколом гигантских небоскребов. Сердце Тессы затрепетало.
Она непременно туда попадет.
С улицы доносился суровый мужской голос – отец отчитывал сына. Мальчик был примерно того же возраста, что и Тесса, высокий и стройный, и напомнил ей моделей, которых она видела на баннерах «Uniqlo» и «Muji» – эти бренды японской одежды обожали сестры. Мальчик не говорил ни слова, лишь, поджав губы, кивал.
В груди у Тессы появилось хорошо знакомое неприятное ощущение, как бывало всегда, когда люди – те, кого она раньше называла друзьями, – вообще не слушали, что она говорит. Тесса нахмурилась.
– Aa? Mou sono jikan dane! – довольно пробормотала бабушка, и в ее глазах зажглись веселые искорки. – Это Уехара, они живут через дорогу, помнишь?
– Ты упоминала о них в письмах. Слушай, так пить хочется. Можно я прогуляюсь до магазина в конце квартала? – небрежно спросила Тесса, вешая на веревку очередное полотенце.
– Не волнуйся, – ответила обаа-чтян. – У меня для тебя небольшой сюрприз.
Тесса напряглась:
– Сюрприз?
Обаа-чтян с улыбкой протянула внучке пару мужских кальсон.
– Джин очень хотел с тобой познакомиться – мы столько ему о тебе рассказывали. Вот почему мы хотели, чтобы ты осталась дома, а не поехала вместе с Пэйтон и Сесилией в Токио.
Джин? Тесса удивленно уставилась на мальчика. Тот самый Джин, который владеет боевыми искусствами и приходит иногда к Мията, чтобы вместе с дедушкой посмотреть соревнования по сумо?
Порыв ветра взъерошил волосы Джина, которые почти закрыли ему лицо. Отец и сын стояли