А впрочем… Что его останавливает? Ему осталось немного, и впереди больше нет надежды на спасение, так почему он бережет себя? Теперь Леон может черпать столько тьмы, сколько в него влезет, не оглядываясь на себя, не думая, как на нем это скажется. Не переступить черту, чтобы не навредить другим, – да, но себя можно больше не беречь.
Леон резким движением скинул с плеч пальто, не заботясь о том, что оно упало в многолетнюю пыль под ногами, вытянул руку и коснулся раскрытой ладонью стены.
Здание было пропитано тьмой. Кажется, владелец кафе упоминал, что церковь собирались реставрировать? Теперь Леон понимал, что это было невозможно. Ему даже не пришлось давать разрешение, тьма прорвалась к нему как вода через павшую плотину. Образы замелькали один за другим, каждый бил под дых, но высвечивал в голове картинку.
Сначала Леон увидел ту же церковь, но не заброшенную, как сейчас, а в полном ее мрачном величии. Она уже не была настоящей, ею овладела тьма. Люди бросили ее, отказались, и нашелся тот, кто перевернул все с ног на голову. Стены мерцали в переливах свечей, окна сияли витражами, с фресок смотрели не святые, а странные, искаженные фигуры. Пол был усыпан густым черным песком, поглощающим свет.
Посреди большого помещения стоял высокий мужчина. Его длинное одеяние из грубой ткани волочилось по полу, а руки, обнаженные до локтей, были испачканы чем-то, похожим на кровь. Его лицо, худое и изрезанное глубокими морщинами, было обращено к алтарю, на котором стоял сломанный крест.
Вокруг колдуна столпились люди – мужчины и женщины в рваной одежде, с потупленными взглядами. Их лица казались мертвенно-бледными, но глаза горели фанатичной преданностью. Они держали в руках свечи из черного воска, но пламя было странным, изломанным, будто отказывалось гореть ровно.
Мужчина начал произносить слова, звучавшие как шепот и гром одновременно. Эти слова Леон не мог разобрать, но каждая фраза отзывалась у него в груди острой болью. Люди вокруг начали медленно опускаться на колени, их свечи гасли одна за другой, а комната погружалась во мрак.
На алтаре рядом с крестом появился предмет, которого там не было мгновение назад. Большая чаша из черного камня, в которой плавала густая красная жидкость. Мужчина поднял руки, и свет вспыхнул ярче. Люди вокруг застонали, как будто каждое его слово вытягивало из них жизнь. В руках мужчины Леон вдруг разглядел младенца мужского пола, абсолютно голого. Мужчина погрузил ребенка в чашу с кровью, окунул его с головой.
Алтарь начал дрожать, крест на нем вспыхнул ослепляющим пламенем. Пол в центре церкви будто раздвинулся, открывая черную бездну, из которой доносился страшный вой. Леон почувствовал, как сердце ускорило ритм, а воздух вокруг превратился в расплавленное олово.
Колдун склонился над чашей, по-прежнему держа ребенка наполовину в красной жидкости, и его голос стал громче, отчетливее. Он взывал к чему-то, к кому-то, кто, казалось, уже слышал его зов. Стоны людей словно заставляли вибрировать стены, и из бездны начала подниматься фигура, полностью скрытая в клубах черного дыма.
Леон резко отдернул руку от стены, не удержался на ногах и упал на колени. Но как только ладони его коснулись пола, он снова провалился в видение.
Людей вокруг больше не было, один лишь колдун снова стоял перед алтарем, на котором уже не было чаши. Зато к сломанному кресту была привязана совершенно обнаженная девушка. Леону хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, что с ней произошло. Он уже видел такую девушку. На заснеженной поляне, окруженную вековыми соснами, но сути дела это не меняло. Чуть поодаль, образовывая квадрат, лежали и тела четырех юношей.
Значит, метка привела его сюда не зря. Демон был здесь когда-то. Леон на верном пути.
Он попытался встать, чтобы прервать видение, но ему не позволили, выбросили в другое. Теперь это была не церковь, а крохотный лесной дом, напоминающий сторожку лесника. На пороге стоял все тот же мужчина. На руках он снова держал завернутого в тряпки младенца. Леон видел, что ребенок плачет, но не слышал его голоса. На земле, у ног мужчины, на четвереньках стояла женщина. Она то и дело прислонялась лбом к земле, пыталась обхватить мужчину за ноги, но тот брезгливо отмахивался от нее, как от драной собачонки. Как сквозь толщу воды Леон услышал его голос, с трудом разобрал слова:
– Убирайся. Теперь это мой ребенок, мой сын… Ты больше никогда его не увидишь.
Видение наконец исчезло, и Леон с трудом приподнялся на вытянутых руках. Сердце колотилось в горле, руки дрожали от напряжения, а перед глазами плыли разноцветные круги. Кажется, третье видение точно было лишним.
Леон осторожно сел, прислонившись спиной к лавке, сделал несколько глубоких вдохов. Дотянулся рукой до пальто, с трудом надел его, снова прячась в кокон без тьмы и видений. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он попробовал встать. Хватаясь рукой за старые лавки, Леон выпрямился, огляделся. Фрески снова казались обычными, как будто и не происходило в этих стенах никаких кровавых ритуалов. Но Леон теперь точно знал, что это не так. Здесь неподалеку жил колдун, и у него были последователи. Секта, о которой упоминал хозяин кафе. Она находилась не где-то в этих местах, она была прямо здесь. Именно так это здание и наполнилось тьмой. Если бы церковь была действующей, демон не смог бы овладеть ею. Но к тому моменту, как он пришел сюда, здесь уже много лет не молились люди, и ему удалось провернуть свое темное дело. Едва ли проведение ритуалов именно в этом месте имело для него какое-то важное значение, но Леон знал, как любят эти твари насмехаться над святыми вещами. А затем одна из сектанток родила колдуну сына. И это тоже имеет какое-то значение, но пока у Леона не было сил думать, какое именно.
Он взглянул на руку, через которую тьма проникала в него, показывая видения. Раны еще кровоточили, но Леон мог разглядеть новые линии в метке. Новые координаты.
Им нужно вернуться в Логово. К тому времени раны как раз затянутся до такой степени, чтобы он смог разглядеть рисунок и понять, куда двигаться дальше.
Стащив с шеи тонкий шарф, Леон перемотал ладонь и медленно двинулся к выходу, не рискуя держаться за стены и