— Я понимаю, Аркадий Францевич… — вздохнул Монахов. — Как раз по этому поводу и пришел поговорить.
— Что еще? — огрызнулся Кошко.
— Думаю, вы со мной согласитесь, что данная смерть не должна быть предана огласке, а значит, не будет проходить и ни по каким полицейским картотекам?
— Это отчего же? — Кошко напрягся и по-военному выпрямился. — Я за порядок и учет, вы же знаете!
— Да и я тоже, вы знаете, — признался Монахов, а добавил уже с долей металла в голосе: — Но убийство вашего первого помощника, если это было убийство. Дело уже не обычного сыска, а преступление государственное, политическое! Тем более когда пропали оба ваших заместителя.
— К чему вы клоните, Монахов?
— К тому, Аркадий Францевич, что мы берем это дело под свою ответственность. Немцов! Немцов!
После чего в избу постучался и зашел уже знакомый всем письмоводитель:
— Слушаю, Александр Александрович!
— Что вы напишете в официальном рапорте?
— А что мне написать? — осклабился тот.
— Так и пишите, как раньше писали. Викентий Саввич Двуреченский, с какого он там года?.. Пропал при невыясненных обстоятельствах… Дата… Роспись… — надиктовал Монахов.
— Адрианов с Джунковским[7] в курсе? — сухо спросил Кошко.
— А это уже наша забота, Аркадий Францевич! Главное, не нужно никаких новых тел к трехсотлетию царствующей династии. В особенности помощников начальников центральных полицейских управлений империи.
— Честь имею!
— Честь имею. Да, и еще, Аркадий Францевич, я бы настоятельно рекомендовал, чтобы в вашем ведомстве посерьезнее относились к такому понятию, как служебная тайна. И чтобы репортеры бульварных изданий не узнавали о столь громких «находках» раньше нас с вами.
На том и расстались.
4
Редакция «Московского листка» располагалась недалеко от Кремля, в приметном трехэтажном строении с двумя флигелями и ажурной оградой. Когда-то старинный особняк был вотчиной древнего рода Голицыных. Но наступили новые времена. И в самом начале царствования Александра Третьего, Царя-Миротворца, дом выкупил бывший трактирщик по фамилии Пастухов.
Предприниматель от бога, он наладил здесь выпуск первого и, пожалуй, самого популярного у москвичей бульварного издания. А когда скончался, в 1911 году, руководство газетой естественным образом перешло к его наследникам и ученикам — журналистам с непримечательными фамилиями Иванов и Смирнов.
Но если при отце-основателе газета разлеталась как горячие пирожки, то при последователях Пастухова издание стало потихоньку захиревать. Новые управленцы из прежних порядков оставили лишь скорость производства новостей. И главным образом это касалось последнего столбца с рубрикой «Происшествiя». А ответственным за убийства, самоубийства и другие печальные недоразумения был не кто иной, как Григорий Казимирович Кисловский, что стоял перед своим редактором и потирал свежий фонарь под глазом.
— Репортер должен знать обо всем, что творится в его городе! — кричал на него Иванов. — Не прозевать ни одного сенсационного убийства, ни одного большого пожара, ни одного крушения поезда!
— Да, Федор Константинович! — отвечал Кисловский.
— Не «да, Федор Константинович», а меня интересует подробнейшее описание всех происшествий, которые случились либо даже только могли случиться… А что ты мне пишешь? — редактор схватил со стола свежий номер. — За Дорогомиловской заставой на землях крестьян деревни Фили уже значительное время производится свалка мусора в глубоком овраге… Это не новость!
— Согласен, Федор Константинович!
— А на днях один из тех, кто оставался в том же овраге на ночлег, был завален горой мусора насмерть. Кто этот «один из тех»? Сколько их было всего? Какого размера была гора дерьма, которой их придавило? И какой лопатой их откапывали: шанцевой или штыковой? Если не знаешь, так придумай! В статье не должно оставаться никаких недосказанностей! Стоит вас оставить ненадолго, так сразу: кот из дома — мыши в пляс.
— Исправимся, Федор Константинович!
— И вот еще. Ты пишешь: зрелище оттуда открывалось совершенно жуткое, отвратное и богомерзкое. Значит, ты там был?
— Определенно, был!
— А где тогда фотографические карточки с места происшествия?
— Господа из охранки забрали фотографический аппарат.
— И ты так спокойно мне об этом рассказываешь?
— Можно обратиться в полицию!
— Не фиглярствуй, умник! Ты нас всех под статью подвести хочешь?
— Никак нет, Федор Константинович!
— Тогда помалкивай! Еще хочу подробностей и про откормленных крыс, и про тело несчастного босяка. Поговори с крестьянами, сходи в канцелярию градоначальства, к Кошко, в охранку, куда хочешь. Придумай, наконец!
Редактор настолько утомился ругаться, что аж взмок. Но, промокнув лысину платочком, продолжил:
— Да, и еще… Что там с Двуреченским, тем, из полиции? И с Ратмановым — героем, предотвратившим цареубийство?
— Они пропали, — пожал плечами Кисловский.
— Куда пропали? Как пропали? А ты куда смотрел?! Ты ж подле Ратманова всю дорогу крутился?
— Простите, Федор Константинович, недоглядел!
— А-а-а! — в сердцах махнул рукой редактор. — Иди с глаз моих и без ошеломительных подробностей можешь забыть дорогу в этот кабинет. А еще помылся бы ты, Кисловский! Рожу твою синюшную не могу видеть уже, опять с кем-то подрался? А запах… Будто в дерьме копался, ей-богу!
— Так и есть, Федор Константинович!
— Ах ты ж!!!
На том аудиенция и закончилась. Кисловский побрел к себе, на ходу соображая, чем бы подкрепиться. В отличие от большей части современных ему московитов, предпочитавших начинать день с обеда, Григорий не отказался бы и от завтрака. А учитывая непростую ночь, проведенную в грязном вонючем овраге, так и подавно.
Взгляд репортера упал на рабочий стол, по большей части заваленный никому не нужным хламом. Но и в этой куче встречались отдельные жемчужины. К примеру, досье на Викентия Саввича Двуреченского, который грешным делом и сам поставлял информацию для «Происшествш». Или на Георгия Константиновича Ратманова, официально объявленного Спасителем Царя и Отечества после того, как в мае 1913 года предотвратил покушение на первое лицо во время Романовских торжеств[8]…
Толком и не умывшись, Кисловский уже наворачивал холодные пирожки, запивая их чаем с рогожских плантаций[9], а заодно держал сальными пальцами фотографические портреты Ратманова и Двуреченского. Больше в редакции никого не было. В том числе потому, что никто не хотел находиться рядом с таким, как Гриша.
5
Сто десять лет спустя в редакции газеты «Саров», что выходит в одноименном закрытом административно-территориальном образовании, половина которого расположена в Нижегородской области, а другая в соседней Мордовии, зазвонил телефон:
— Здравствуйте! Редакция.
— Вам нужна сенсация? — спросил неизвестный на другом конце провода.
— Смотря какая. У нас есть рубрика «Народные новости».
— Нет, это не народная