Перебирая фотографии, которые не были приклеены, а просто лежали в альбоме, Артур неожиданно нашёл снимок человека в военной форме.
— Это дедушка Семен?
— Да, единственная фотокарточка, где его можно хорошо разглядеть.
С нее на Артура смотрел человек, отдаленно похожий на него. У прадеда был светлый широкий лоб, узкие губы и стальной, хладнокровный взгляд. Может, в то время фотографировали так, а может, он и жил так же сурово, как выглядел.
— Он погиб в самом конце войны, не дожил до дня победы несколько недель. Они шли к Берлину, налетели немецкие самолеты и начали бомбить. Папа был ранен и скончался, пока его везли в госпиталь… — тихо завершила бабушка.
Что-то трогательное было в этом ее «папа». Семидесятитрехлетняя старушка, а все равно чей-то ребенок, любящий папу и маму, хоть их давно уже нет. Неловкость и жалость почувствовал Артур. И, повинуясь своему порыву, взял бабушку Иду за руку. Теплую, дряблую и с выпирающими костяшками, такую родную и любимую. Она несильно сжала ладонь внука. Улыбнулась чему-то своему.
Он, держа правой рукой фотокарточку, перевернул ее и увидел надпись: «Родным детям от отца. Прошу помнить вечно. Посылаю 7 ноября 1944 года». И роспись.
— А знаешь, внучек, он меня все же видел один раз. Прошел пешком много километров, чтобы взглянуть на новорожденную дочь. Подержал на руках и ушел защищать Родину.
На обратном пути Артур шел медленно, обдумывая услышанную историю бабушки. Насколько сложны судьбы человеческие, как горьки слезы столкнувшихся с войной, какое несчастное поколение. Это было время женщин, воспитывающих своих детей в одиночку. Несгибаемых, настоящих, не гнавшихся за богатством и роскошью, знавших цену хлебу и улыбке малыша. Прадеды подарили своим женам и детям величайшую победу, дали самое бесценное — возможность жить не под плетью врага. На плечи прабабушек легло все остальное: они продолжили в мирное время возрождать и укреплять страну, падали, обессиленные, в полях, работали сутками на заводах, вырастили наших бабушек, мам и пап, застали рождение правнуков. И только тогда отправились на другую сторону — к своим мужьям.
Как его зацепила эта фраза: «Прошу помнить вечно»! Было в ней что-то особенное и даже непонятное. «Ведь нет ничего вечного, — рассуждал Артур. — Все равно рано или поздно человека забудут. Или нет, может, я не прав? Я случайно узнал об этой истории, случайно нашел фотографию. Но теперь я никогда не забуду об этом. Расскажу своим детям, внукам и правнукам, чтобы они знали, что их предки были героями!» Подвиги встречаются и в нашей жизни. Вот пожарный спас из горящей квартиры двух детей, офицер вынес на руках девочку из школы в Беслане, хирург успешно провел сложнейшую операцию. Все они сохранили божественный огонек, хранящийся в человеке. Спасенные никогда не забудут спасителей, передадут рассказы об их подвигах потомкам. А если представить подвиг целого народа? Народа, где практически в каждой семье был и есть свой герой, который никогда уже не умрет. Герои прошлого растят героев будущего.
«Прошу помнить вечно»… Что же это значит?
— Алло, Арт! — раздался ее голос в трубке. Он автоматически ответил на звонок, даже не посмотрев, кто именно звонит. Все утро он в прямом смысле бегал от мыслей о ней. — Ты меня слышишь?
— Да, чего ты хочешь? Опять потрепать мне нервы?! Слушай, Катя. С меня хватит. Ты и так крутила мной достаточно. То ты хочешь быть вместе, то нет. Это не отношения. Раз ты кинула меня, то все, давай на этом поставим точку.
— Подожди, Артур. Пожалуйста. Я знаю, что вела себя как непонятно кто. Но… нам надо поговорить. Давай встретимся.
— А какой в этом смысл? Что ты мне нового скажешь? Опять будешь то приближать к себе, то пинать. Держать на крючке, чтобы было не скучно.
— Пожалуйста! Умоляю тебя! Нам надо поговорить. Это очень важно.
«Да ну и черт с тобой. Надо — поговорим», — решил парень.
— Хорошо. Где, когда?
Водитель гнал свой автобус, видимо, отставал от графика. Артур смотрел в низкое окошко. Он хотел раз и навсегда решить все проблемы с Катей. «Что же, ничего не поделать. Пробегу еще больше. Километров сто. И перестану думать о ней навсегда», — надеялся он, готовя себя к встрече с человеком, которого изо всех сил хотел сделать для себя чужим. Но пока так и не мог.
По центру города с флагами России шли горожане. Они скандировали: «Донбасс — с Россией», «Нет фашизму», «Крым, мы с тобой». Сколько этих митингов прошло за последние недели и месяцы — не счесть.
Они встретились в одном из кафе на улице Оборонной. Он, естественно, пришел раньше. Заказал кофе и, ожидая, пялился в кружку, пытаясь разглядеть дно. Но дна не было. Катя впорхнула в легком цветастом сарафанчике, на голове прыгали кудряшки. Была не похожа на себя, выглядела очень обеспокоенно.
— Спасибо, Артур, — присела рядом, уперев в него несгибаемый взгляд.
— Ты что-нибудь будешь, пиццу или роллы? — из вежливости спросил он.
— Честно говоря, не до еды сейчас. Я бы хотела поговорить…
— Я весь внимание.
— Ну, не надо так формально и холодно.
— А чего ты хотела после всего?
— Может, ты и прав. Я заслуживаю. Я дрянь…
— Не надо самоуничижения, — очень деловито ответил он, пытаясь не показать, что разволновался. — Ближе к делу.
— Я вела себя, как маленькая взбалмошная девчушка, трепала тебе нервы только потому, что каждая уважающая себя девушка должна так делать. Я как будто внутри скрывала ту теплоту, с которой отношусь к тебе. Не смейся, пожалуйста. Это правда. Ты видишь, какая я нервная стала. Для меня это не игра, честно. Но я пришла даже не для того, чтобы просить у тебя прощения. Это дело сугубо твое, личное. Я хотела тебе признаться… хотела сказать…
Ее руки сильно дрожали, но взгляд был тверд и направлен прямо в глаза. Артур не мог его выдерживать и постоянно смотрел по сторонам, желая казаться безразличным.
— Ты должен это знать. Я беременна.
— Я записался в ополчение, — словно отвечая на атаку противника, произнес он.
Повисло молчание. Совершенно непонятное. Такое молчание, которое подводит определенную черту. Оба поняли, что сейчас они оказались на перекрестке. И выбор делают не вместе, а отдельно. Он может пойти направо, она продолжить путь прямо. Но тогда дороги не совпадут… Артур не знал, зачем он в такой неподходящий момент сделал свое признание. Хотел перебить ее новость, струсил,