– Вот это да, – удивленно выдохнула ЛаЛа. Кожа у нее побледнела, а затем и вовсе приобрела сероватый оттенок. В глазах затаился страх, как у загнанного олененка.
Эванджелина впервые видела подругу на грани паники и поспешила сказать:
– Не беспокойся. Я не стану открывать арку для Джекса. Но я пришла узнать, можешь ли ты исцелить Аполлона.
– Прости, моя дорогая. Конечно, я немного разбираюсь в зельях и заклинаниях, но те, что я использую, не приносят никому благо. К тому же я никогда не вводила людей в подвешенное состояние. Это очень древняя магия. Думаю, Онора Доблестная обращалась к этой практике в период войн, когда приходилось лечить слишком много раненых. Она вводила в вечный сон тех, кому ни она, ни ее целители не успевали помочь.
Эванджелина постаралась скрыть разочарование, отразившееся на лице. Примерно то же самое говорили ей и все остальные лекари.
– Ты точно ничего не знаешь об этом? Мне поможет любая незначительная деталь. Завтра сюда прибывает новый наследник престола и…
– Ты должна открыть арку для Джекса, – вдруг перебила ее ЛаЛа.
– Что? – Эванджелина сперва подумала, что ослышалась. Всего мгновение назад ЛаЛа выглядела страшно напуганной, но сейчас ее взгляд прояснился и стал решительным.
Неужели Эванджелине померещилось беспокойство ЛаЛы или она все неверно поняла?
– Ты хочешь спасти Аполлона? – спросила ЛаЛа.
В тот же миг в груди Эванджелины шевельнулось чувство вины. Временами она и сама задавалась этим вопросом. Она всей душой хотела помочь Аполлону, но иногда боялась, что желала этого недостаточно сильно. Эванджелина не сказала бы, что они с Аполлоном любили друг друга, но ее сердце тянулось к нему. Они были связаны. Стало ли это следствием любовного заклятия Джекса, свадебной клятвы или же бог Судьбы просто позволил их путям пересечься, Эванджелина не знала, но почему-то верила, что ее будущее напрямую связано с Аполлоном.
Эванджелина вдруг вспомнила о письме, которое последние несколько дней носила в кармане. Она запомнила каждое написанное слово, поскольку перечитывала его бесчисленное множество раз.
Моя любимая Эванджелина,
я бы очень хотел, чтобы ты познакомилась с моими родителями. Уверен, они бы всем сердцем полюбили тебя, а еще наверняка сказали бы, что я тебя недостоин.
Мы с тобой ничего друг о друге не знаем. Признаю. Но я желаю узнать о тебе все и сделать тебя счастливой.
Возможно, на этой неделе я проявил чрезмерное рвение, но все дело в том, что я никогда раньше такого не испытывал. И все же я не позволю себе испортить то, что зарождается между нами. Вероятно, в далеком будущем такое может случиться, но я хочу кое-что пообещать тебе, Эванджелина Фокс: что бы ни случилось, я всегда буду бороться за нас. И прошу тебя о том же.
Мама часто говорила: «Любовь можно сохранить, если рядом есть тот, кто готов ее беречь». И я обещаю, что сберегу нашу с тобой любовь.
Всегда и беззаветно твой,
Аполлон
Эванджелина обнаружила это письмо в королевских покоях Аполлона, после того как с нее сняли обвинения в его смерти. Сначала эти слова заставили ее расплакаться, а затем подарили надежду.
Вплоть до самой их свадьбы Аполлон находился под любовным заклятием, но Эванджелина готова была поклясться, что иногда они оба испытывали искреннюю привязанность друг к другу. И письмо это служило тому ярким подтверждением. Каждая строчка словно была пронизана неподдельным чувством, и Эванджелина всей душой верила, что чары воздействовали на Аполлона не всегда. Околдованный мужчина никогда бы не написал такое проникновенное письмо. Оно отражало все самые искренние мысли принца – принца, который чувствовал то же, что и она.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти Аполлона, но не стану открывать Арку по приказу Джекса. Ты ведь не думаешь, что я и правда должна это сделать?
ЛаЛа на мгновение поджала губы. Она выглядела подавленной, но когда заговорила, ее голос звучал решительно и твердо, что всерьез обеспокоило Эванджелину:
– Арка не хранит того, о чем ты думаешь. Будь я на твоем месте, то открыла бы ее.
– Тебе известно, что скрывается по ту сторону? – удивленно спросила Эванджелина.
– Доблесть – это или сокровищница, в которой хранятся могущественные магические дары Доблестей, или же магическая тюрьма, где заперты всевозможные волшебные создания, включая мерзость, созданную этим семейством… – ЛаЛа нахмурилась и замолчала. – Ненавижу эту проклятую историю.
Она с громким стуком поставила тарелочку с недоеденным тортом на стол, взяла ладони Эванджелины в свои и попыталась хорошенько сосредоточиться. Но в этот раз, когда ЛаЛа вновь начала рассказывать о том, что, по ее мнению, находится за аркой, с ее губ сорвалась лишь какая-то бессмыслица.
4
Мама Эванджелины, Лиана, каждый день просыпалась до восхода солнца. Она надевала милое платье в цветочек, которое Эванджелина считала очень романтичным, и тихо спускалась по ступенькам, чтобы прошмыгнуть в кабинет. Там она устраивалась около камина и читала.
Лиана Фокс верила, что день нужно начинать со сказки.
Эванджелина еще совсем малышкой переняла у матери привычку просыпаться с первыми лучами солнца. Она не желала пропустить ни секунды волшебства, которым, как ей казалось, была окутана ее мама, и поэтому тоже кралась в кабинет, сворачивалась калачиком у нее на коленях и снова засыпала.
Потом Эванджелина выросла и больше не могла засыпать на руках у матери, зато с течением времени перестала так быстро сдаваться сну. Мама начала читать ей сказки вслух. Некоторые были очень короткими, другие приходилось рассказывать несколько дней или даже недель. Одну книгу – толстый фолиант, украшенный золотым орнаментом и привезенный с Южных Островов, – они с мамой читали шесть месяцев. И когда Лиана переворачивала последнюю страницу сказки, она никогда не говорила: «Конец». Вместо этого она смотрела на Эванджелину и спрашивала:
– Как думаешь, что случилось потом?
– Они жили долго и счастливо, –