Он не сдержал рыданий, когда признался в случайном убийстве брата, и поэтому Эванджелина надеялась, что он согласится ей помочь.
И хотя ей было не по себе от мрачной обстановки в тюрьме, она подумала, что это сыграет ей на руку и поможет получить нужные сведения. Ей всего лишь оставалось найти вход внутрь. Дверей Эванджелина не видела, как и стражников, которые могли бы впустить ее внутрь.
К счастью, она умела находить невидимые глазу двери.
Порывшись в корзинке с хлебом, который она принесла для Тиберия, Эванджелина достала кинжал. Вампиры удивительно беспечно относились к оружию, потому ей не составило труда найти замену клинку Джекса, который он присвоил себе. В замке Хаоса она выбрала золотой кинжал с милыми розовыми камнями на рукоятке и сверкающим наконечником.
Она проколола палец, и на коже тут же выступила кровь.
Эванджелина мысленно попросила прощения у Аполлона, палец которого тоже сейчас кровоточил, и начала водить пальцем по камням, повторяя снова и снова:
– Пожалуйста, откройся.
– Пожалуйста, откройся.
– Пожалуйста, откройся.
В какой-то момент Эванджелина сбилась со счета. Ей казалось, что она обратилась ко всем камням в основании Башни, прежде чем один из них наконец-то издал щелчок, треснул пополам, и потайная дверь распахнулась.
Эванджелина сделала глубокий вдох и тут же закашлялась. Воздух по ту сторону был пропитан запахом истлевших костей.
Два стражника, до этого мирно игравшие в карты, молниеносно вскочили на ноги. Один из них выглядел таким напуганным, что опрокинул деревянный табурет, который с громким стуком упал на влажный каменный пол.
– Вас здесь быть не должно, – выпалил он, пока второй стражник растерянно смотрел на Эванджелину, явно узнав ее по золотисто-розовым волосам.
– Давайте так, – загадочно улыбнувшись, произнесла она. – Если вы позволите мне поговорить с Тиберием, то я никому не скажу, что двери здесь так плохо охраняются, что мне удалось беспрепятственно пробраться внутрь. – В конце своей речи Эванджелина тряхнула копной розовых волос, надеясь, что второй стражник наконец поймет, кто она такая.
Он все еще выглядел так, словно собирался накричать на нее или даже бросить в темницу, но тут другой стражник пнул его носком ботинка и быстро сказал:
– Прошу нас простить, Ваше Высочество, но Тиберия навещать запрещено.
– Тогда не сообщайте никому, что я к нему приходила, – сказала Эванджелина и, не дожидаясь возражений, устремилась вверх по лестнице.
Не успела она встать на первую ступень, как в голове раздался голос Джекса: «Это худшая из твоих идей, Лисичка». Он звучал так четко и ясно, что Эванджелина даже остановилась оглядеться по сторонам. Но в Башне никого не было, кроме нее и стражников, закрывавших дверь, через которую она только что вошла.
Она подождала еще несколько мгновений на тот случай, если Джекс постучит или проскользнет в щель, прежде чем дверь закроется. Но он так и не появился, а его голос больше не звучал в ее сознании.
Эванджелина тряхнула головой и продолжила подниматься по лестнице, запрещая себе думать о Джексе. Вместо этого ее мысли перешли на Тиберия. Она знала, что он не сможет ей навредить, пока находится за решеткой. Эванджелина собиралась предложить ему свежего хлеба. Они бы немного поболтали. Она бы рассказала, что хочет спасти его брата, а он бы поведал, где спрятаны три оставшихся камня. И все бы наладилось на Великолепном Севере.
С этими мыслями Эванджелина преодолела несколько лестничных пролетов, но Тиберия так нигде и не увидела. Кругом вообще никого видно не было. Тюремные камеры, мимо которых она проходила, оставались пусты, и лишь изредка то тут, то там завывал ветер, проникавший в Башню через трещины в камне.
Тут Эванджелина заметила, как по ее сапогу ползет паук, быстро перебирая мохнатыми лапками. Она тихо вскрикнула и испуганно дернула ногой, едва не свалившись с лестницы.
– Она расправилась с королевской семьей, но боится несчастного паука, – раздался где-то рядом мужской голос, а потом тишину Башни рассек презрительный смешок.
Ее плечи напряглись, но она быстро вернула себе самообладание и уверенно шагнула вперед. В дальнем конце коридора она наконец увидела Тиберия Акадианского. Он продолжал смеяться над ней, и к лицу Эванджелины прилил жар. Даже став узником, он не утратил своей королевской стати. Он держал простую чашу с водой так, словно это был кубок с вином.
– Я бы предложил тебе выпить, – протянул он, – но, к сожалению, еще не обзавелся ядом, чтобы добавить в напиток.
– Я думала, ты усвоил урок и больше не станешь травить людей.
– Но ты не человек. Ты – ключ, – сказал Тиберий, скривив губы, и подошел к решетке. – Что тебе нужно?
Эванджелина молча достала хлеб из корзинки и протянула ему.
Тиберий с подозрением посмотрел на него, но от внимания Эванджелины не укрылся голод в его взгляде. Она думала, что с любимым принцем будут обращаться более достойно. Но, к ее счастью, все обстояло иначе. На Великолепном Севере положение в обществе не имело никакого значения, а Протекторат, судя по всему, уже вовсе позабыл о нем. Неприятный сквозняк гулял по темной камере, а ее освещали лишь две дурно пахнувшие сальные свечи – единственный источник освещения.
Эванджелина отщипнула кусочек хлеба и, положив в рот, начала неторопливо жевать.
– Видишь, не отравлен. Я тебе не враг, Тиберий. На самом деле я пришла сообщить хорошую новость. Твой брат, Аполлон, жив.
Услышав это, Тиберий на мгновение замер, а потом усмехнулся:
– Ты лжешь.
– Ты пытался убить меня, дважды, – напомнила ему Эванджелина. – Неужели ты думаешь, что я проделала весь этот путь, только чтобы обмануть тебя? Аполлон жив, честное слово. – Она замолчала, позволяя словам повиснуть в воздухе. Презрительная маска, которую Тиберий нацепил на лицо, сползла настолько, что Эванджелина поняла: он все же ей поверил, хотя весь его вид говорил о том, что ему не хотелось этого делать. Но Эванджелина на собственном горьком опыте убедилась, что разница между тем, что человек хотел чувствовать, и тем, что он чувствовал на самом деле, была существенной.
– Я знаю: если предоставится такая возможность, ты снова попытаешься убить меня, но я также верю, что тебе не безразлична судьба Аполлона. Вот почему я здесь, Тиберий. Яд, который принял Аполлон, ввел его в состояние вечного сна, похожего на смерть. Около двух недель назад он очнулся, но разум его помутился. Он подвергся иному проклятию.
– И какому же?
– Очень древнему. Такому же, какое было наложено на