Несколько дней Лелька не покидала своего друга. Но пришло время расставаться — дед Ермолай накинул Мишке на шею веревку покрепче, и снова они повели его в лес. На этот раз решили отвести зверя подальше, за реку, откуда он уже не сможет вернуться.
— Пойдем, Мишенька, — сказала Лелька. — Лучше останься в лесу, а то тебя мужики убьют.
И Мишка замотал большой своей головой, будто все понимал.
У переправы все разбежались, увидев медведя. На паром со зверем не пустили. Пришлось деду нанимать лодку у мужика, да и тот соглашался неохотно: медведь есть медведь — и поцарапать, и сломать может. Наконец за большую цену сторговались.
В шаткую лодку Мишка лезть никак не хотел — еле втащили. Лелька все старалась успокоить его, гладила, уговаривала, но, перепуганный, он метался в лодке, раскачивая ее, и в конце концов накренил так, что она опрокинулась — все втроем вывалились в воду… Бултыхаясь, Мишка угодил деду лапой по голове — и дед вдруг скрылся под водой. Испугавшись, Лелька бросила веревку, которую все время держала, и нырнула за дедом, но, к счастью, глубина здесь была по пояс, и вскоре дед сам появился из воды, отдуваясь.
— Тьфу, зверюга проклятая! — выругался дед, стирая рукой кровь со лба. — Ну постой!
— Он, дедушка, не нарочно! — закричала Лелька.
Вылезли на берег, отвели Мишку в густой лес и там оставили, а сами хотели уйти незаметно, как в прошлый раз. Но Мишка был начеку: только они сделали несколько шагов — и он следом за ними. Они бежать — и он бежит не отставая. Сначала Лельке весело было смотреть на это, а потом стало до слез жаль бедного Мишку.
— Деда, возьмем его… Видишь, он с нами хочет!
— Нет, хватит! — сердито ответил дед, потрогав голову.
Наконец сели в лодку и отплыли. А Мишка остался одиноко стоять на берегу, покачивая головой и не понимая, почему его бросили.
Дома Лелька горько плакала.
На несколько дней приехала Мария Павловна, соскучившаяся по дочери. Лелька страшно ей обрадовалась — мать приезжала редко. Но в то же время она как-то сразу почувствовала, что здесь, среди простых трудовых людей, которые живут обычной деревенской жизнью, мать ее — лишняя. Действительно, Мария Павловна, сколько ни пыталась еще раньше, никак не могла вникнуть в эту жизнь, однообразную и скучную, и не в состоянии была понять, как можно бесконечно, изо дня в день заниматься мелкими хозяйственными делами, которые, как ей казалось, притупляют ум, глушат прекрасные порывы души… Деревня для нее была связана только с природой.
Целый день она вместе с Лелькой ходила по саду, по окрестным лугам, с восторгом вдыхала чистый полевой воздух и никак не могла надышаться, сообщая об этом каждому.
— Мам, ты оставайся, а я на сенокос! — уже на второй день сказала ей Лелька, которая не могла усидеть дома в такое время. — Там меня ждут, понимаешь!
— Хорошо, Лелечка, отправляйся и не беспокойся обо мне. Я найду себе дело.
Травы косили артелью, под палящими лучами солнца, обливаясь потом. В самый разгар косьбы на поле неожиданно появилась Мария Павловна. В длинном белом платье, с высокой прической, тоненькая, как девочка, она шла в туфлях по густой траве, спотыкаясь и размахивая зонтиком. Увидев мать, Лелька побежала ей навстречу. Мария Павловна остановилась и, широко разведя руки, словно хотела обнять весь мир, начала восторженно декламировать:
…В небе тают облака,
и, лучистая на зное,
в искрах катится река,
словно зеркало стальное…
Час от часу жар сильней,
тень ушла к немым дубровам,
и с белеющих полей
веет запахом медовым…
Лелька знала, что мать когда-то мечтала стать артисткой, что и теперь она с успехом выступает в спектаклях на самодеятельной, сцене, но сейчас, в эту минуту, ей совсем не хотелось, чтобы мама была похожа на артистку.
— Мам, не надо, — попросила она, оглянувшись на косцов, которые смотрели в их сторону, прервав работу.
— Лелечка, девочка моя, посмотри, какая прелесть вокруг! Чудная река, луга заливные и эти загорелые косцы — все так живописно!
Подошла Ольга Федоровна в белом платочке, стала иоспешно и суетливо предлагать:
— Вы сюда вот, Мария Павловна, в тенечек идите. Тут и посидеть можно на травке… Дайте руку…
Стараясь увести Марию Павловну в сторону, подальше ог любопытных и снисходительных взглядов, она приговаривала:
— Здесь не так жарко — тень, травка. Посидите спокойненько. А то печет сегодня…
Но Мария Павловна продолжала возбужденно:
— Как все благоухает — удивительный воздух!
Не выдержав, Лелька тихо сказала:
— Мам, ты уходи отсюда. Зачем ты пришла?
— Но почему, Леля? Почему? Здесь как в сказке…
— Идем!.. — чуть не плача, потребовала Лелька, потянув мать за руку.
— Да, да, пойдем, Лелечка, — покорно согласилась Мария Павловна и вздохнула. — Я понимаю: люди работают… Ты не сердись… Но ведь и я тоже…
Не договорив, Мария Павловна внезапно остановилась и внимательно, словно изучая, посмотрела дочери прямо в глаза. При этом на ее лице блуждала странная улыбка, печальная и горькая. От этого пристального взгляда Лельке стало не по себе.
— Что, мама? — спросила она еле слышно.
— Ничего, детка…
И Лельке стало до слез жаль свою маму, у которой редко выпадала свободная минута. Ведь и она трудилась без устали. А сейчас ей хорошо тут, на природе…
— Мам!
— Да, да… Я ухожу, Лелечка.
— Нет! Не уходи! Я с тобой побуду.
Мария Павловна светло улыбнулась и молча прижала дочь к себе.
Когда Лельке пришло время поступать в школу, Мария Павловна забрала ее к себе в Вятку, где уже начала работать на новом месте. Незадолго до этого Николай Ермолаевич уехал в заграничную командировку: его как специалиста по льну направили на службу в Лондон в советское торгпредство.
Лелька начала ходить в школу имени Красина, одну из лучших городских школ, возникшую на базе дореволюционного коммерческого училища, по тому времени наиболее передового в России. В этой школе опытные преподаватели вводили новые методы обучения.
Учащихся воспитывали всесторонне, развивали у них самостоятельность, инициативу, умение мыслить и анализировать. Большое значение придавалось труду, работе в мастерских, столярных и слесарных, и на школьном сельскохозяйственном участке, в так называемом филиале школы, расположенном в семи километрах от школы. Кроме того, дети совершали всевозможные