-- Элли, попробуй найти человека на своё место. Мне гораздо больше нужна помощь с поставщиками и бумагами.
Мне было страшновато в это лезть, но особого выбора не было. Я видела, что днём Алекс мотается без конца: то получает грузы, то отправляет готовые, то ищет замену какому-нибудь закрывшемуся заводу-подрядчику. Чаще всего возникали проблемы со стеклом для ламп. Его полностью изготавливали в другом городе, а вот перевозка стала стоить значительно дороже, так как большая часть лошадей была выкуплена или реквизирована для нужд армии. Алексу регулярно приходилось искать новые варианты доставки стеклянных колпаков. А по вечерам он сидел над бумагами, иногда до полуночи. Чтобы сократить расходы, ему пришлось самому вести всю работу с документами и отказаться от услуг бухгалтера.
Тем не менее, ближе к весне я чувствовала себя достаточно прочно в роли управляющего. Иногда мы на пару засиживались в кабинете, разбирая бумаги. Но всё же вдвоём это делать было значительно легче.
Весной объявили новый призыв, и мужчин в городе стало ещё меньше. Я тихо радовалась тому, что Алекс не попадает под призыв, как владелец мастерской, работающей на нужды военных.
Дома тоже было не слишком весело. Я старалась, чтобы война тревожила семью как можно меньше. Но даже Ирвин не мог не видеть появления на улицах калек и нищих. Нельзя сказать, что их количество было таким уж ужасающим, но по сравнению с безоблачным предвоенным временем эти приметы войны очень бросались в глаза.
Работать приходилось много. Зачастую даже в воскресенье с утра мы встречались над бесконечными стопками документов. Правда, к обеду мы в обязательном порядке возвращались домой и вечер воскресенья проводили с семьёй. Эти вечера, пожалуй, были самым тёплым и радостным в нашей жизни, что осталось сейчас. Тётушка Ханна бдительно следила за тем, чтобы я не садилась за стол не принарядившись. Она и сама свято придерживалась довоенных привычек и меня наставляла:
-- Ты девушка, Элли, ты не должна в глазах жениха выглядеть как рабочая лошадь.
-- Я, по сути, и есть рабочая лошадь, – с некоторым даже раздражением отвечала я тогда.
-- Жизнь — штука длинная, девочка моя. Все пройдёт, и война тоже. А вот молодая ты будешь только здесь и сейчас. Немножко времени, потраченного только на себя, просто для того, чтобы сменить одежду и вспомнить о том, какая ты красивая – ничтожная мелочь. И вообще, не перечь тётушке! – с улыбкой убеждала меня Ханна. Она видела, как я устаю, жалела меня и поддерживала так, как могла.
Ирвин неплохо учился, но главное для меня было то, что уроками он занимался сам. Я была безумно благодарна брату, что мне не приходилось сидеть с ним рядом и отслеживать, выполнил ли он домашнее задание. Он всегда чувствовал себя старше своих лет и почти всегда вёл себя как взрослый.
В середине весны возобновились военные действия, и Англитания захватила ещё кусок территории. К нам стали прибывать первые телеги с ранеными. Половину мэрии выделили под госпиталь. Теперь иногда среди дня в дом стучали волонтёры, собирающие деньги в помощь раненым.
Учёба в этом году у детей закончилась раньше, так как большей частью в классах преподавали мужчины, и больше половины из них были призывного возраста.
Некий барон фон Берготто, о котором я ранее не слышала, прислала Алексу приглашение на благотворительный бал в пользу госпиталя. Честно говоря, особого желания идти туда у меня не было, но тётушка Ханна настояла. И я, порывшись в шкафу, выбрала достаточно милый и нежный шелковый туалет.
Я опасалась, что буду смотреться на званном вечере нелепо, так как мой туалет вовсе не был бальным. Это было милое дневное платье, годящееся для весенней прогулки по парку. Да и в целом, когда я переоделась и уложила волосы, в зеркале я увидела почти чужое строгое лицо. Не юная хрупкая девушка, а молодая женщина, чей облик нёс печать усталости и какого-то трагизма. Мне сильно не понравилось собственно отражение.
Как ни странно, спас дело Алекс. Он приехал за мной немного раньше оговорённого времени и успел поиграть с Ирвином. А когда я вышла в столовую, смотрел на меня с таким восхищением, что я испытала странную смесь радости и смущения. Даже сердце забилось так, как будто мне было всего пятнадцать лет, и меня ожидало первое в жизни свидание.
-- Вы выглядите просто восхитительно, Элли! А это вам… – Алекс протягивал мне небольшой букетик белоснежных ландышей, а я испытывала странную растерянность…
Даже зимой, в условиях зарождающегося дефицита, Алекс ухитрялся несколько раз приносить к столу лакомства. Это были подарки для всей семьи, бесконечно радующие сладкоежку Джейд и Ирвина. Это было маленькое плотское удовольствие, которое мы, к сожалению, могли позволить себе крайне редко. Цветы – это было нечто другое. Они куплены не для еды, они куплены не для семьи. Это подарок только для меня!
Тётушка Ханна незаметно, как ей показалось, смахнула слезу, а Ирвин, подбежавший и крепко обхвативший меня, негромко сказал:
-- Ты такая красивая, Элли! Ты самая красивая!
Я разделила букет на две совсем уж маленькие части и одну приколола к платью, а вторую поставила в маленький стеклянный бокал на середину обеденного стола, чтобы до него не добралась Джейд. Мне хотелось разделить и эту маленькую радость, и это тепло со всей семьёй.
***
В роскошном бальном зале, освещённом газовым рожками, было тепло и даже душно. Здесь я заметила, как сильно разделилось на слои дворянское общество. Меньшая часть блистала абсолютно новыми и достаточно роскошными туалетами со смелыми декольте. Но таких дам было совсем немного.
Большая же часть женщин, как и я, были одеты или в платья прошлогодних фасонов, или же просто в красивые дневные. И не важно, что на это повлияло: отсутствие денег или нежелание слишком ярко блистать в такое тяжёлое время. Хорошо уже то, что я не