Душа и архетипы в славянском язычестве. Как найти свою спицу в Колесе Сварога - Юлия Дмитриевна Верклова. Страница 56


О книге
глубокий аналитический ум, потому им хорошо даются точные науки (математика, физика), а также философия. Из них выходят на удивление успешные детективы и программисты. Мощная сенсорика могла бы их сделать хорошими массажистами или врачами, но слишком уж они не любят прикасаться к посторонним людям. Так что самое место им, конечно, в банковском деле и торговле.

Душа Морены

Душа Морены – архетип Матери. Не мадонна с младенцем, а проводник – из небытия в бытие и обратно. Мать – это тоннель, соединяющий Навь и Явь. Через нее новые души выходят к свету.

Суть архетипического образа Матери в том, что рождение и смерть – один и тот же процесс, переход из одного мира в другой, просто в разных направлениях.

Русские философы В. С. Соловьев и Н. А. Бердяев очень близко подошли к этому пониманию, указывая, что женщина отказывается от личного бессмертия, рожая в этот мир нового человека. Но полностью ощутить суть явления им мешал, во-первых, мужской пол, а во-вторых, попытка анализировать эти процессы через призму православия. Ближе всех к пониманию материнства Морены подошел советский фольклорист В. Я. Пропп. Он так же, как и современные родноверы, анализировал образ смерти (Морены) через образ Бабы-яги, но, в отличие от них, все-таки проводил грань: Яга – не богиня, она жрец-инициатор. Думаю, не будет ошибкой воспринимать Ягу как жрицу Морены и, разумеется, как архетипического носителя души Морены, архетипическую Мать.

Что такое инициация? Это символическая (или, как пишет Пропп, «временная») смерть. Человек в его нынешнем статусе (мальчика, девочки, ученика) умирает, а потом, пройдя определенные истязания и состязания, рождается. Но уже совсем другим человеком – охотником, женой, мастером… В древних обрядах он даже получал другое имя.

Для язычника эта смерть была вполне настоящей: в ходе или в результате инициации люди действительно некоторое время пребывали в небытии – в темноте, тишине, с заклеенными глазами и ртом, зачастую – без сознания. В более поздних и высоких культурах осколки этих ритуалов сохранились как обет молчания, отшельничество и т. п. Язычнику и сама жизнь представлялась чередой перерождений – подобно тому как это происходит в цикле года. Птицы, гады, звери на зиму исчезают – уходят в Ирей, летом появляются. Семена падают в землю (исчезают в ней = умирают), и именно благодаря этому из нее прорастают, появляются новые травы. Не говоря уж о том, что вплоть до XIX века роды оставались основной причиной женской смертности… То есть женщина, соглашаясь привести в мир новую жизнь, заранее смирялась с тем, что это может быть конец ее собственной жизни. В этом плане совершенно очевидно, что богиня смерти – это одновременно и богиня рождения, то есть Мать.

Важно к тому же понимать, что для древних людей, в эпоху становления религий, такие события, как секс и роды, вообще не имели причинно-следственной связи. Об этом часто упоминала в своих лекциях Софья Агранович (литературовед, фольклорист, исследователь сказок). На этом акцентировался Энгельс, исследуя институт семьи в исторической перспективе. Слишком большой срок проходит между коитусом и первыми шевелениями плода. Не говоря уж о том, что секс бывает каждый день, а роды – не чаще раза в год. Поэтому у всех абсолютно древних народов богиня любви и богиня материнства – разные образы. А вот богиня материнства и богиня смерти – не столь безусловно разные.

Подозреваю, расщепление образа Деметры (богини плодородия) у греков на собственно Деметру и дочь ее Персефону (царицу мертвых) в основе своей имело конкретно это противоречие: великим греческим мужам было не понять, что смерть и рождение суть один процесс, поэтому они развили и окультурили сюжет, распределив функционал между двумя богинями. Вернее, даже так: образ Реи, всеобщей матери, связующей бытие с небытием, постепенно расслоился на:

• Деметру – мать всего живого, но не людей;

• Геру – мать людей и покровительницу родов (ударение на любую из «о» – важны оба смысла);

• Персефону – царицу мертвых.

Пропп, анализируя образ Яги, относит его к очень глубокой древности: «Яга представляет стадию, когда плодородие мыслилось через женщин без участия мужчин. Гипертрофия материнских органов не соответствует никаким супружеским функциям. Может быть, именно потому она всегда старуха. Являясь олицетворением пола, она не живет жизнью пола. Она уже только мать, но не супруга ни в настоящем, ни в прошлом»[36].

Причем, по Проппу, Яга – это мать зверей. И на этом ее качестве он делает специальный акцент, потому что дикий зверь – это одновременно и убийца, и пища человека, то есть его смерть и его жизнь.

Эта логическая цепочка прямиком выводит нас на гегелевскую диалектику: чтобы в мир пришло новое, старое должно умереть и освободить место. Разумеется, за процесс «замещения» отвечает одно божество: Смерть и Мать в одном образе – Морена.

Попытайтесь вспомнить хоть одну русскую сказку, где мать – действующий персонаж. Ну, кроме «Волк и семеро козлят» (это заимствование из европейского фольклора)? В числе старших персонажей, живущих и как-то соотносящихся с главным героем, мы обычно наблюдаем отца, бабушку с дедушкой, мачеху, старшего брата или сестру. Мать – всегда потусторонний образ. Она умерла. И либо перед смертью оставила ребенку какой-нибудь магический предмет (куколку, гребешок, иголочку), либо сама дает ценные указания прямо с того света.

В богатырском эпосе иногда обозначается наличие матери, чтобы объяснить происхождение героя. Она (княгиня, царевна или крестьянка) вступила в связь с тотемным животным (или съела что-то волшебное) – и через нее герой пришел в мир.

В этом суть: Мать – теневой архетип. Ее ценность определяется ценностью героя, который пришел через нее. И если Лада проявляется в мире напрямую, зримо, через себя саму, то Морена проявляется отраженно – в ком-то, кого привела в этот мир. Все, что она делает, она делает во имя него – своего ребенка, воспитанника, ученика. Она в буквальном смысле живет «во имя будущего» и в твердом убеждении, что каждое следующее поколение должно быть счастливее предыдущего. На всякий случай уточню: речь идет именно об архетипической роли Матери, а не о биологической. Носителем этого архетипа (анимы) вполне может быть и мужчина, и нерожавшая женщина. Собственно, все великие педагоги – от Арины Родионовны, няни Пушкина, до Константина Ушинского – люди с душою Морены.

«Отражение», «зеркальность» – очень важная характеристика этой души, когда мы рассуждаем не на уровне архетипов, а на уровне дош или стихий. Хтоническая (досоциальная) Морена – богиня воды. А вода – это древнейшее зеркало. Зеркальность и водянистость проявляется у человека с

Перейти на страницу: