— Да, разумеется. Не буду же я игнорировать распоряжение Его Величества.
— Так прямо и распоряжение? Может, всё же приглашение?
— Может, и приглашение — переданное с фельдъегерем в виде пакета с запиской вида «передать материалы для выступления с этим курьером».
— Да, от таких приглашений не отказываются. Кто, конечно, не враг себе.
— Интересно, и чем же вызвана такая настойчивость? Хотя, погодите-погодите… Рысюхин, Рысюхин, что-то знакомое…
— «Вальс-бостон» ваш?
— Да, два года назад для такого же осеннего бала, но в Могилёве написан был. А соло на саксофоне — моя нынешняя супруга, Мария, в девичестве Мурлыкина.
— Точно! Вы на конкурс его привезли? Или другой вальс?
— Честно сказать, я жанр определить затрудняюсь. Песня во многом навеяна впечатлениями от прошлогоднего приезда сюда, в Питер, а большего я не скажу. Чтобы не нарушать правило анонимности номеров.
Обсуждение музыки и песен как-то незаметно съехало на оперетту, а оттуда — на несомненные вокальные достоинства отдельных солисток, но от женской группки раздалось какое-то очень уж многозначительное покашливание, особенно выразительное на фоне одновременно замолчавших дам, после чего разговор перескочил на армейские марши и службу в целом. И то, что служили из всей компании полтора человека никого не смутило: поскольку все одарённые являются военнообязанными, то и военная подготовка во всех учебных заведениях в том или ином виде есть, а представление о службе даёт. Ну, а какой разговор о службе без мечтаний о наградах? А потому и прозвучавший, наконец, вопрос я ждал минуты три назад:
— Юрий Викентьевич, это же у вас «Шуйца»?
— Да, полкового уровня.
— Если не секрет — как⁈
— За то, что моя дружина остановила и рассеяла Волну. Хотя я по-прежнему считаю, что моё участие переоценено, но спорить с Государем Императором…
— Погодите, я, кажется, что-то слышал. Это же где-то под Минском, да?
— Километров пятьдесят по прямой, по дорогам шестьдесят-шестьдесят пять.
— Ну, по сибирским меркам — это ближний пригород! Можно считать — городская околица!
— Кстати, у Вашей супруги — это же «Доблесть»⁈
— Да, Знак Доблести с мечами. За тот же бой.
— Она что, лично⁈
— Возглавила транспортную колонну, трижды доставляла боеприпасы непосредственно на огневые, обеспечила подвоз подкрепления. Также дважды доставляла донесения с поля боя в штаб обороны и приказы обратно и участвовала в наведении порядка в тылу.
— Солидно! Тут, при желании, и на две награды можно представление составить. Но с мечами⁈
— Действия непосредственно на поле боя. Государь определял награду лично. Но что это мы всё обо мне да обо мне и моих супругах? Господа, я о себе почти всё уже рассказал, а о вас вообще ничего не знаю!
Ещё через четверть часа кто-то из девушек задал риторический вопрос: не хотят ли кавалеры угостить дам чем-нибудь прохладительным? Высказав полное согласие с таким запросом, все вместе отправились к буфетам — на Осеннем балу кормить гостей всерьёз не принято, но при этом выбор закусок в буфете вполне позволял и пообедать, и поужинать, при желании. Буфетов было несколько, и они разделялись на два вида: платные и бесплатные. И существование первых не было признаком жадности организатором или, тем более, самого Императора, выручка направлялась на благотворительность. Надо ли пояснять, что обладателям титулов (или их наследникам) пользоваться бесплатным столом считалось неприличным? Но и выходки наподобие того, чтобы с деланной небрежностью протянуть сотенную купюру за чашку кофе, отказавшись от сдачи, также не приветствовались. Считалось, что такое выдаёт человека с деньгами, но без вкуса и понимания приличий, попросту — нувориша. И перед этим типичным купчиной, который явно ещё не понял, что попал в принципиально другое общество, дорога в светское сообщество и в «приличные дома» явно закроется, и довольно надолго — пока не поумнеет и не проникнется.
Благо, был предупреждён заранее и наличных при себе имел достаточно, как, на всякий случай, и мои жёны — на случай, если меня посреди бала вызовут куда-нибудь для очередной беседы. Причём преимущественно монетами и купюрами от полтины до пяти рублей и нескольких червонцев на всякий случай. Всё же считать копейки и требовать сдачу на самом деле было не принято, но чья вина, если некоторые не видят разницы между «не мелочиться» и «выпендриваться»?
Там, вблизи буфета, дождались и концертной программы. Точнее, сперва был, разумеется, выход к публике Императора, который поздравил присутствующих с участием в празднике осени, отдельно остановившись на приглашённых за заслуги. Правда, конкретные заслуги не называл, но награды — кабинетские подарки с благоволением, медали и два ордена «За заслуги перед Империей» (они же в просторечии «Орден заслуг») — выдал, под аплодисменты собравшихся. Ну, а затем началась музыка.
Первым исполнили, для затравки, ставший популярным ещё лет пятнадцать тому романс «Осень разлук». Потом была длинная и довольно нудная кантата с посвящением Петру Алексеевичу, которую организаторы, похоже, просто не рискнули выбросить из программы из-за её до приторности верноподданнического содержания. Пятым номером стала представленная мною «Осень» — и мы невольно выдали себя, начав вполголоса подпевать, причём не на повторении припева, а на куплетах. С другой стороны — большого секрета в авторстве не было, за отсутствием возможности зрителей влиять на результаты конкурса. Более того — конкурса как такового, в привычном понимании слова, можно сказать, что и не было. Не объявлялись лауреаты, не определялись победители, не распределялись места. В чём тогда конкурс? А очень просто: по итогам бала выпускалась пластинка, песни для которой из числа конкурсных работ выбирал лично Государь Император. И композиции, что в неё включались, справедливо считались победителями конкурса. И претензий к судейству — никто и никогда не выдвигал. Пластинка стоила ощутимо дороже, чем обычная того же размера, а выручка с неё шла опять же на благотворительность. Конечно, кроме почёта такая пластинка ничего не приносила, но зато потом издать уже обычную, коммерческую, с песней, имеющей, условно говоря, штамп «одобрено Императором» было даже не в разы, а на порядок проще.
На беседу во время концерта меня не отзывали. Но и так — Государь уделил мне слишком много времени. Вполне хватило бы от силы трёхминутной встречи и постановки задач мне и генералу. Однако он добрые полчаса участвовал в нашей беседе, как будто больше делать нечего. Вот и пойми: не то давал понять важность моей работы, не то ему действительно интересно — гадать можно бесконечно, не