Согласно мобилизационному плану, учебная команда была расформирована, а её начальник оставался в Санкт-Петербурге при запасном батальоне для подготовки пополнения. Начальство считало, что штабс-капитан Кутепов «в строевой и внутренней службе незаменим» (Генерал Кутепов. М.: Посев, 2009. С. 356), и назначение в запасной батальон — достойное применение его способностям в военное время. Сам Александр Павлович так не считал и не желал оставаться в тылу, когда его товарищи будут сражаться на поле чести. Он немедленно обратился к командующему полком с настоятельной просьбой отправить его на фронт. Учитывая боевой опыт штабс-капитана Кутепова, полученный им во время Русско-японской войны, полковник граф Игнатьев уже 20 июля (2 августа) назначает его командующим четвёртой роты первого батальона (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 44501. Послужной список 378–865. Л. 2).
К завершению мобилизации в лейб-гвардии Преображенскм полку состояло 83 офицера и около 5000 нижних чинов. В том числе 15 офицеров, находившихся в командировке и 11 офицеров и 220 нижних чинов, назначенных в Запасной батальон, что оставался в Санкт-Петербурге.
Накануне дня отправки на фронт — 31 июля (13 августа) — весь полк собрался на площади перед Спасо-Преображенским собором. Проститься с преображенцами пришли великие княгини Мария Павловна (Старшая), Виктория Фёдоровна и Елена Владимировна. У многих присутствующих от нахлынувшего волнения в глазах стояли слёзы. Торжественно отслужили молебен. Внушительно смотрелись пять тысяч отборных солдат-великанов, занявших всю соборную площадь.
Ранним утром 1 (14) августа перед казармами на Миллионной улице выстроился 1-й батальон. При нём шло в поход полковое знамя. Перед молебном его взяли из кабинета государя в Зимнем дворце и перенесли в помещение Государевой роты. Полковой адъютант поручик Зуев 1-й по какой-то причине опаздывал, и по приказанию командира батальона полковую святыню вынес бледный от волнения поручик Мещеринов 1-й{3}.
В 6 часов утра первый батальон покинул свои казармы и под звуки музыки молча проследовал к Варшавскому вокзалу для погрузки в первый эшелон. Погрузка лейб-гвардии Преображенского полка состоялась в пять эшелонов на запасных путях Варшавской железной дороги[4]. Родные и близкие преображенцев толпились на перроне. Из всех расставаний — такое самое тягостное. Наконец-то прозвучал долгожданный сигнал к посадке. Сказаны последние прощальные слова, последние благословения. Оркестр с чувством заиграл полковой марш. Бесподобно звучали флейта и кларнеты, волторны и тромбоны, тарелки и барабаны. Трубачи неподражаемо выдували медь. Тихо и торжественно эшелон тронулся в путь.
На следующий день — 2 (15) августа, тоже на Варшавском вокзале, грузились в эшелоны части лейб-гвардии Семёновского полка. Около 8 часов вечера на отдалённую платформу подали под погрузку эшелон для второго батальона, где младшим офицером 7-й роты уезжал на фронт подпоручик Тухачевский. Погрузка длилась почти 9 часов, и проводы 2-го батальона затянулись. Всё это время на перроне стояло множество людей — родные и близкие семёновцев. «…я как сейчас помню среди провожающих небольшого роста незнакомую нам старушку со старинной иконой Божией Матери на руках, которою она благословляла отъезжающих офицеров и солдат, — пишет А.В. Иванов-Дивов. — Когда они прикладывались к иконе, она каждому что-то шептала, и я слышал, как, благословляя, она говорила стоявшему рядом со мною фон дер Лауницу{4}: “Ангел ты мой небесный!”… Лауниц был убит одним из первых в бою под Владиславовым…» (Иванов-Дивов А.В. 7-я рота Лейб-гвардии Семеновского полка в Галиции // Военная быль. № 91. Париж. Май 1968). М.Н. Тухачевский держался непринуждённо, шутил и успокаивал мать, то и дело высматривал кого-то среди скопления народа. Около пяти часов утра поезд тронулся и начал медленно набирать ход. В это время со стороны вокзала появилась девушка. М.Н. Тухачевский прыгнул на платформу, обнял девушку, поцеловал ей руку и, догнав свой вагон, вскочил на подножку…
Лейб-гвардейцы ехали на фронт в приподнятом настроении. Многие офицеры везли с собой новое обмундирование для торжественного входа в Берлин, считая, что война закончится не позднее Рождества. Вблизи Вильно, ночью, недалеко от станции Игналино произошёл инцидент. На эшелон, в котором следовали штаб преображенцев, команда связи, часть обоза и пулемётная команда, сзади налетел поезд. В итоге — три последних вагона разбиты, семь солдат пулемётной команды получили ранения, погибли две лошади и ещё две — покалечены. Виновником происшествия оказался машинист наскочившего поезда. Его, испуганного и бледного, сдали в ближайшую комендатуру. Двух тяжелораненых солдат оставили в станционной больнице. Остаток ночи преображенцы расчищали пути и оказывали первую помощь пострадавшим. Утром состав двинулся на Вильно, где его встретил губернатор П.В. Верёвкин, бывший офицер-преображенец. Он распорядился определить оставшихся четырёх легкораненых солдат в лучший виленский лазарет.
Проехав Варшаву, эшелоны выгрузились в Новогеоргиевской крепости[5]. 5 (18) августа в живописном месте на лесистом берегу реки Вкра у деревни Помехувек, расположенной в тридцати четырёх километрах от Варшавы, преображенцы встали бивуаком. Был канун полкового праздника, и вечером отслужили всенощную. Посреди небольшой поляны на возвышении установили аналой. Перед ним поставили святыни — старинные образа, два столетия сопровождавшие полк в боевых походах. Огромные деревья окружали поляну. Возвышенно и проникновенно на этой исторической всенощной звучал голос полкового священника отца Михаила Тихомирова{5}. Необыкновенное молитвенное настроение охватило солдат и офицеров. Словно в прекрасном храме, стояли лейб-гвардейцы под кронами вековых деревьев, и поднималась к небу молитва Господня:
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…
Четыре тысячи душ горячо просили Всевышнего даровать победу в первом бою.
Будет победа! Ибо всегда слышит Отец Небесный молитву верных рабов Своих. Их боевые дела в Великую войну — свидетельство торжества духа над материальным миром. Однако и тогда, и в наши дни не настал ещё срок развенчать мудрость века сего…
С 3 (16) августа гвардейский корпус временно находился