— Жрец. — Простым кивком поприветствовал Тарла Ренли, силясь успокоить разгорячённого и строптивого коня, уже предвкушающего быструю скачку и явно не одобряющего эту задержку.
— Лорд Баратеон. — Так же спокойно поприветствовал хозяина сих мест жрец Утонувшего, степенно поднявшись с валуна и без толики страха и лишнего благоговения взглянув в лицо Баратеона. Альвин, однако, голову почтительно склонил.
Лорд Ренли выглядел… непривычно. Странно после всех этих праздных дней видеть его задумчивым и без извечной лёгкой лукавой улыбки да задора в глазах. Глаза… да, они достойны внимания в первую очередь, ибо сейчас в них тихо тлеют совершенно иные эмоции, прячутся иные мысли. Тёмные. Мрачные. Тени сомнений въелись в красивое лицо молодого лорда, словно именно здесь и сейчас решалась судьба целых поколений. Впрочем, слово «словно» тут вполне может быть и лишним…
— Тарл Трижды Тонувший… — молодой Баратеон задумчиво протянул имя и прозвище жреца, словно пробуя на вкус, — подданные моего тестя зовут тебя святым и пророком, считая, что сам Утонувший говорит с тобой. Так ли это?
Резкий порыв ветра пришёл с моря, взъерошив угольные волосы лорда и заставил трепыхаться его походный плащ, а его зелёно-синие глаза, не таившие в себе и капли издёвки, вцепились в лицо Тарла, отчего, жрец впервые за свой пастырский век ощутил тревогу… ему не просто несвойственную, а незнакомую. Тревогу не за себя и не за свою жизнь, а более… объяснить её природу он не смог бы, наверное, и под пытками.
— Мой Бог говорит со мной так и тогда, как посчитает нужным. — Отринув невольно нахлынувшие переживания, ответил лорду старик, позволив толике гордости пронизать слова.
— Великое несчастье и испытание — слышать Божественный глас. — Уверенно произнёс Баратеон, устремив свой взгляд на миг к горизонту. — И что говорить тебе твой Бог?
— Испытания и война.
Тарл ответил не задумываясь, быстро и уверенно. Слова лились речным потоком, обретя собственную, совершенно независящую от уст и языка жреца, жизнь.
— Жестокое и кровавое противостояние, что расставит всё по своим местам и определит будущее всего мира и победитель… будет неизвестен. Но не тот, кто увенчает себя шипастой короной.
К большому удивлению жреца, Братеон спокойно выслушал его, а тени на его лице разгладились, но… всё-таки не исчезли. Зато в глазах вспыхнула искра грустной радости.
— Боги жестоки, демонстрируя нам грани будущего, жрец. Показывая часть картины, они сеют самый сильный страх в наши сердца — страх неведомого. — Не спеша, раздумывая и растягивая слова, стал отвечать Ренли. — Ни меня, ни тебя здесь быть не должно, но мы оба тут. Что это? Божественное провидение или воля случая? Простое следствие отдельных событий, принятых решений и произнесённых слов? По крайней мере… наша встреча убеждает меня, что человек властен над своею волей и способен определять не только свою судьбу, но и всего мира.
Тарл словно окаменел, стараясь не издавать лишнего звука и не совершать ни единого лишнего движения, практически задержав дыхание. Что-то в его душе подсказывало ему очень внимательно выслушать этого необычного лорда.
— Судьба свела нас, пророк. Явно не для того, чтобы мы молча расстались и позабыли друг о друге. Твой Бог говорит с тобой, а это значит, что ты способен не только слышать, но и слушать. Так выслушай и меня… Зима близко, — жрец непроизвольно вздрогнул от девиза северян, — долгое лето скоро закончится, а следом придёт зима, да не одна. Иные с армией мёртвых двинутся на юг, укрываясь пургой. И поверь мне, жрец, море вас не защитит.
Комок холодного мрака свил гнездо в желудке у Трижды Тонувшего. Ужас от осознания смысла произнесенных слов пронзал подобно копью, чудом не отнявшему жизнь разом, но от того лишь растянувшим агонию. Сердце не врало, как и этот зелёный лорд.
— Перед твоим народом встанет нелёгкий выбор. Умирать долго и в одиночестве на краю света или быстро и со всеми, но борясь и сражаясь. Живые против мёртвых… если, конечно, к тому моменту, в живых останется хоть кто-то из железнорождённых, верных Утонувшему, а не брошенному в грязь золоту и сладким обещаниям братоубийцы и клятвопреступника. — Ренли стал говорить тише, нахмурившись и вновь обратив свой холодный взор на море. — Одноглазый вероотступник явится с востока после грозного шторма с молчаливой командой. Красноречивый и сильный, с щедрыми дарами и смелыми замыслами, но… это уже будет не человек. а существо, что в своей порочности и злобе станет страшнее любого нечеловеческого отродья.
Умолкнув, Братеон выдохнул, тени на лице окончательно разгладились, а на устах вновь поселилась улыбка. Улыбка пока ещё «призрачная», еле заметная, но Тарл не сомневался, что вскоре она наберёт силу и снова станет маской, за которой спрячутся и размышления молодого владыки Штормового Предела, и содержание этого разговора.
— Немногим даётся возможность выбрать свой путь даже раз в жизни, — немного промедлив и набрав воздуха в грудь, продолжил Ренли, — твоему же народу, Тарл Трижды Тонувший, предстоит это сделать дважды за неполные пять лет. В обоих случаях неправильный выбор приведёт к катастрофе.
— Зачем Вы рассказываете это мне, лорд Баратеон?
Это был искренний и простой вопрос, в который, так или иначе, упирались все размышления Тарла. Это также был вопрос, который задавал «человек» в нём, стремясь понять другого. «Пророк» не испытывал в этом нужды, уже осознавая свою роль в планах Утонувшего и зная, что Его волей он вскоре окажется там, где ему должно быть. На то он, в конце концов, и пророк.
— Эгоизм, — спокойно ответил Баратеон, чем сильно удивил своего собеседника, — доколе мне одному страдать и мучиться с этими знаниями, жрец? А если излить душу святому человеку, даже если он сочтёт меня сумасшедшим, то… в любом случае, лишнего болтать он об этом не будет.
Тарл непроизвольно улыбнулся. От отношения лорда к происходящему жрецу стало как-то спокойнее на душе. Улыбку пророка через мгновения поддержал и Баратеон, окончательно вернув себе легкомысленный образ.
— В любом случае, будь уверен, что если мне удастся дожить до тех тревожных времен, я выступлю на бой с судьбой и надеюсь, подле меня окажутся отважные мореходы с Железных островов! — Улыбнувшись напоследок, Ренли, прощаясь, поднял правую руку ладонью вверх. — Прощай и живи долго, жрец. И да придёт твоя смерть вовремя.
Вороной жеребец всхрапнул, наконец, почувствовав волю наездника продолжить путь, и рванул с места в карьер, став быстро удаляться, потянув за собой дожидавшихся своего господина в отдалении всадников. Тарл