Как оказалось, высшие силы жестоко насмехались над чаяниями и мольбами простых смертных, позволив Смерти прибрать душу Императора. Скоропостижная смерть монарха стала настоящим шоком для всей Империи. Никто во всей стране просто подумать не мог, что подобное может случиться. Вот же, только-только, каких-то три дня назад Император вживую выступал по телевизору с очередным обращением к подданым и давал интервью журналистам, и тут незыблемый столп скинул всю навешанную на него шелуху, превратившись в простого человека…
Смерть императора натурально ударила обухом по головам сотен миллионов человек, походя напомнив, что все мы смертны и перед её лицом все равны… В стране начались брожения, но Горин в кооперации с силовиками мгновенно взял ситуацию под контроль, в зародыше удавив голоса тех, кто вякал за либерализм, демократию и «общечеловеческие ценности». Голосистых дурней всех полов и возрастов не стали распихивать по тюрьмам и слать по этапам, а решением судов направили на общественно полезные работы в госпиталя до окончания пандемии. Пусть приносят реальную пользу, а не сидят в карантине за охраняемыми стенами. Всяко воспитательный эффект будет лучше, а кто в процессе перевоспитания отойдёт в мир иной от прицепившейся заразы, так тому или той, видимо, на роду написано. Конечно, были отказники и в этой братии, и даже попытки саботажа и побега, но с этими господами и «голосами совести» разговор был максимально короткий — лесоповал на десять лет без права свиданий и переписки. Несколько правильно преподнесённых репортажей на центральных каналах телевидения с дребезжащими звуками ручных пил и звоном топоров посреди глухой сибирской тайги способствовали правильному общественному мнению и заставили остальных возмутителей спокойствия окончательно присмиреть.
Империя замерла в напряжённом ожидании. В стране, за редким исключением, не осталось ни одного человека, который бы не думад о будущем и том, какой дорогой к этому будущему поведёт Империю новый император, даже пандемия отошла на второй план.
— Что теперь будет, дорогой? — зайдя со спины, Настя обняла мужа.
Владимир, совершив рокировку с Джу, прилетел в Москву больше двух недель назад вместе с учениками и венценосными особами, экстренно сорвавшимися в столицу с Манчжурии, но на похороны почившего императора не попал, так как по настоятельному требованию цесаревича, дошедшего чуть ли не до безобразной истерики (благо аудиенция с будущим императором состоялась в максимально узком кругу и позорный нервный срыв не стал достоянием широкой общественности), с пятью учениками отправился по подмосковным госпиталям. Для Огнёва всё было предельно ясно, Михаил нашёл виноватого в смерти отца. В ближайшем окружении цесаревича и в высших эшелонах власти, в подковёрной среде которой началась активная грызня бульдогов, мигом усмотрели опалу. Владимиру, впрочем, было откровенно плевать на реальные и мнимые обиды будущего монарха. За четырнадцать дней совершив тур по указанным точкам на географической карте, он сел на поезд и приехал в Н-ск. Реакцию Михаила он просчитал заранее, поэтому Джу заблаговременно улетела на восток, где её прикроют в случае чего, а здесь он сам о себе, семье и учениках сумеет позаботиться, благо имелись ресурсы и возможности.
— Король умер. Да здравствует король! — скривил губы Владимир, не поворачиваясь к нежной половинке. По контексту и по тону супруги было понятно, о чём она хотела спросить. Самой Насте, не став делать секрета и государственной тайны, об истерике брата поведала Анна в день похорон отца.
— Не ожидала я такого от Миши, — глухо пробубнила в спину Настя. Владимир пожал плечами.
— Ты даже не попытаешься найти ему оправдания? — широкие мужские «лопаты» кистей накрыли тёплые, сцепленные в замок руки супруги.
— Знаешь, дорогой, наверное, это не тот случай, когда Мише требуется оправдание. Да, на него свалился груз размером с Империю, и он не знает, за что хвататься и куда бежать, но он был просто обязан держать себя в руках. Открою тебе тайну, он никогда не мечтал стать императором, руками и ногами отбивался, но ты знаешь дядю. Дядя умел давить. Не хочу сказать о нём ничего плохого, дядя до безумия любил тётю Машу и до слепоты детей, стараясь не показывать Мише и Анюте свои настоящие чувства, но из-за этой слепоты он иногда перегибал палку, а иногда недогибал. Раньше я об этом не задумывалась, а сейчас отчётливо вижу. Наверное, это общая беда монархов, когда у них на первом месте империя или королевство, а семья и дети на втором. Они так и остаются недолюбленными, на всю жизнь зарабатывая комплексы из-за невозможности привлечь внимание родителей, отца в частности. Ещё хуже, когда монарх целиком и полностью погружается в семью, тогда от невнимания страдает империя. Скажи, как найти баланс между этими вещами?
— Не знаю, — не стал философствовать Владимир. — Экстраполируя твои слова на нас, я сам пытаюсь вертеться в подобных рамках и до сих пор в поисках золотой середины.
— Неправда, у тебя другие обстоятельства…
— Ой-ли? — повернувшись к жене, изогнул бровь Владимир. — Теперь ты меня оправдываешь.
— Я тебя не оправдываю! — острый кулачок впился в грудь Огнёва.
— А мне кажется, наоборот.
— Я тебя люблю, дубина ты, стоеросовая! — Владимир прижал Настю к себе. — И, да, я тебя оправдываю и безумно боюсь потерять. Я дура, да?
— Ещё какая! — тихонько, на ушко прошептал Огнёв. — Но ты моя дура, и другой мне не надо, Солнышко. Улавливаешь разницу? Кстати, мадам, вы собираетесь кормить одного безумно влюблённого в вас залётного дурака? Скоро закат, а у него с восхода маковой росинки во рту не было. Могу вас сожрать, но хотелось бы другой еды, а вас я скушаю несколько иначе.
— Теперь вижу, что муж мой «недоедал», — Настя хихикнула в кулачок.
Владимир незаметно выдохнул. Как удачно, что удалось перевести разговор в иное русло. У истерики Михаила были корни и причина, крывшиеся в неприятном коротком разговоре тет-а-тет с Огнёвым в бывшем личном кабинете императора.
Откровенно говоря, масштаб личности, ныне занимавшей рабочий кабинет Георгия III, не впечатлял. Оная личность сама прекрасно понимала, что