— Что? — спросил я, не ожидая такой встречи и немного сбитый с толка.
— Что мне теперь придется уехать. Не просто уехать, а быть с Луисом. Он мне с утра много чего написал, — она отпустила меня.
— Но ты же его любишь. Значит, такая поездка не должна огорчать, — моя рука сама потянулась в карман за сигаретами.
Глория пожала плечами и вдруг, вытянув палец ко мне, сказала:
— Кури. Тебе можно. А Луису запрещаю, когда я рядом.
— Боги! Какая неожиданная и приятная милость! Мне тебя тоже не будет хватать во дворце, если ты его покинешь. Но это мы обсудим потом. Дорогая, мне нужно поскорее к Денису — ждет. Похоже, очень сердитый, — я прикурил. — Странно… Нет, ожидаемо, но все равно… — облачко табачного дыма сорвалось с моих губ, — все равно странно. Казалось бы, кто-кто, а должен понимать: неожиданная смерть герцога Гилберта — это великое благо для России.
— Он это понимает, но потрясен, как все мы. И как все мы напуган неопределенностью и предстоящими событиями. Между прочим, я тоже напугана, Елецкий! Ведь это не детские игры. Не знаю, ты сам хоть понимаешь, насколько это серьезно. Я узнала об этом поздно вечером. Долго от беспокойства ходила по комнатам. Радовалась, в то же время тревоги было через край. И еще, — императрица неотрывно смотрела на меня, — восхищалась тобой. Молилась Гере, чтобы она хранила тебя. Ревнуешь, что мне теперь придется быть с Луисом?
— Глори, не будем о том, что царапает сердце. Я же смирился с Бабским, который не только облизывает твои ножки, — я стряхнул пепел и вышло так, что прямо на ковер.
— Это разные вещи, Саш. Да, это в самом деле царапает. Но я тебя не для этого позвала. Хочу предупредить, что очень многие влиятельные люди вокруг цесаревича настроены против тебя. Я уже говорила об этом, но вот сегодня все накалилось до предела. Причем теперь бунтуют не только магистры Верховной Коллегии. Некоторые князья, например, Молчанов и Брусникин, — сказала она, расхаживая по залу. — Ты же знаешь, мало кому нравится, когда кто-то так быстро и легко взлетает и становится любимчиком в народе и при дворе. То же самое переживала и я, когда Филофей привел меня в этот дворец. Мой триумф стал причиной ненависти ко мне. Уж поверь, я понимаю происходящее больше, чем кто-либо другой.
— Я это тоже понимаю. Кстати, только что пообщался с Молчановым. Но все это не так важно, Глори, — я выпустил струйку ароматного дыма. — Во-первых, я не боюсь никого из них. Это пусть они боятся слишком меня задеть. А во-вторых, я не стремлюсь к триумфу или карьерному взлету. Меня не интересует степень моей популярности ни в народе, ни во дворце. Я бы даже предпочел, чтобы обо мне поменьше знали.
— Но пока знают побольше. Вокруг полно сплетен. Кстати, уже появились слухи о нас с тобой. Только не это сейчас важно. Я вот почему сказала, чтобы ты зашел ко мне до Дениса. Донесли, что цесаревича сейчас убеждают, будто то, что сделал ты вчера в Лондоне — это действие преглупейшее и очень опасное. Будто оно неминуемо приведет к войне с Британией. Убеждают его в том, что тебя следует немедленно отстранить от всех государственных дел и желательно убрать из столицы. Иди сюда, — императрица поманила меня в столовую, подошла к кофейному столику и подняла с него газету «Morning Time».
Не дожидаясь ее вопроса, я произнес по памяти заголовок статьи:
— «Грохот барабанов войны! Русские за все ответят!».
— Хорошо, что уже знаком с утренней прессой. Знаешь, кто владелец этой газеты и некоторых других, тиражом помельче? Граф Арнольд Клэптон, — просветила меня англичанка. — У него очень тесные связи с князем Брусникиным. И я почти уверена, что эта статья не без ведома Брусникина, возможно, им же заказана. Если не читал, то в ней говорится, что ты — абсолютное зло, как для Британии, так и для России. И именно в этом многие важные люди сейчас пытаются убедить цесаревича. Только не говори мне, что у Дениса своя голова и он сам во всем разберется. Все это так, но я знаю, что такое давление чужих мнений, если оно устроено довольно хитро.
Я молчал, понимая, что Глория в подобных вопросах разбирается лучше меня. Еще я понимал, что решить с этими людьми вопрос так, как я решил его с герцогом Уэйном нельзя: их слишком много, и большинство их не на виду. Здесь могут быть замешаны прежние сторонники Козельского, у которых со мной серьезные счеты. Да, в свое время с Козельским я многое перевернул в сложившемся укладе, я радикально изменил расклад сил, и некоторые люди, мне этого не простят никогда.
— Я уверена, помимо Дениса, они будут давить на князя Ковалевского. Конечно, не прямо, но подкинут ему не очень приятные мысли относительно тебя. Эти люди умеют строить интриги, пускаться в обман, — она хотела сказать что-то еще, но звякнул колокольчик, и Глория, поспешила в зал.
С ее позволения в зал вошел камергер и доложил:
— Ваше величество, они вышли от него. И еще уточнил информация по переводу, — он развернул листок и зачитал: — Перевод со счета ST200045987−55 банка «Mirrid Solid Case». Сумма пять миллионов рублей.
— Дайте это сюда, Эрест Павлович, — Глория вязала листок из его рук. — И вы пока свободны. Передайте, что я уже иду.
— От кого эти большие деньги? — нахмурив брови, императрица смотрела на меня. — Ты вообще, знаешь о них?
— В смысле от кого? — я не сразу сообразил, что речь о переводе, адресованном именно мне.
— В смысле, что тебе два часа назад перевели пять миллионов рублей! — она еще раз пробежалась по нескольким строкам на листке бумаги. — Кстати, это один из острых вопросов, с которым приходил к цесаревичу неизвестный мне человек.
— Ах, вон как… Я не знал, что деньги перевели. Не ждал так быстро. Полагаю, это перевод от герцога Уэйна. Он любезно согласился компенсировать мне материальный и моральный ущерб, — пояснил я, удивленный столь впечатляющей суммой. Все-таки я его сильно напугал, и его фантазия в самом деле разыгралась: за эти деньги я