— Себе на уме, как вы сказали.
— Да, именно так. Есть такие люди, о которых ничего плохого вроде не скажешь, но и хорошего тоже. Я же сказал, я мало что знаю о Паше, общался с ним очень мало.
— А про его жизнь? Ну, кто он, откуда, кем был до войны, кто ждет его дома…
— Этого тоже не знаю. Слышал только, что он из Ростова, но он не похож на человека, который родился на юге.
— Это он сам говорил? Про то, что из Ростова.
Ахметов призадумался.
— Кажется, да.
Несмотря на общительность собеседника, разговор получился недолгим. Но это не расстроило парня. В конце концов, общение с бывшей детдомовкой Верой было куда более содержательным.
Глава 4
Юркин уже ждал своего подопечного, стоя под деревом, изредка посматривая своим угрюмым взглядом на все окружающее. Некоторые, проходя мимо, подозрительно либо хмуро косились на капитана, на что, впрочем, последний не обращал никакого внимания. Привык, как-никак, за столько лет к таким взорам.
Митьков подошел к нему.
— Ну, что, боец, есть чем порадовать? — осведомился Дмитрий.
— Возможно, — ответил старший лейтенант. — Чуть-чуть узнал о биографии Захарова, о том, что он собой представлял.
— Ясно. Ладно, пойдем. По дороге обсудим.
На обратном пути уже начало вечереть. Солнце зашло за горизонт, но было еще светло. По дороге Михаил рассказал все, что узнал от связистки Литяк и сержанта Ахметова. Капитан внимательно выслушал и выдал:
— Все ясно.
— Что ясно, Дмитрий Федорович? — посмотрел на него парень. — Ничего стоящего или полезного?
— Не скажи, не скажи. То, что и в части заметили, что Захаров — не ростовский, это и козе понятно. Но лишь подтверждает тот факт, что он ото всех скрывал что-то из своего прошлого.
— Я снова думал об этом, — признался Митьков. — Мне все-таки кажется, что он там совершил какое-то преступление. Кто знает, может, его за это милиция до сих пор ищет.
— Это наиболее вероятное предположение. Что, кстати, не исключает других. А вот связистка твоя очень интересный факт рассказала.
— Про фамилию жены?
— Да. И это подтверждает то, что Захаров что-то утаивал из своей биографии. Возможно, что даже от официальных органов. Я не имею в виду то, что он фамилию жены взял. Есть те, кто так делает, хоть это и не частые случаи.
— Поддельные документы? — догадался старший лейтенант.
— Именно. Он мог запросто приехать туда, где его никто знать не знает, сказать, что его, допустим, обокрали по дороге, утащили все документы, и сделать паспорт на новую фамилию. А потом женушка подвернулась, и Захаров решил, что лучше он будет Захаровым, а не условным Ивановым, или Петровым, или кем он там раньше был.
— Сложная схема, — покачал головой Михаил.
— На самом деле нет. И такой схемой много кто пользовался, так что наш бывший пленник — не единственный. Надо копать его довоенную, точнее, доростовскую биографию. Я сделал запросы в Астрахань — Захаров же сказал, откуда он родом.
— Ну, это если не соврал. Потому что, если он сделал себе новые документы так, как вы описали, то мог и выдумать новое место рождения.
— Верно. Но чем черт не шутит. Единственное, конечно, что нам остается, — это ждать ответы на все запросы. А поскольку у нас сейчас идет война, быстро не всегда могут прийти ответы. Даже если поставить пометку «Очень срочно!». Потому что от пересылки далеко не все зависит. Пока найдут нужные сведения в ЗАГСах, милиции или архивах, тоже сколько времени может уйти.
— Дмитрий Федорович, а вы что-нибудь узнали?
— Поменьше твоего, но тоже кое-что есть. И, в общем, это сходится с рассказом связистки. Ты вот про фамилию сказал, а сослуживцы утверждают, что Захаров о себе вообще почти ничего не рассказывал. Так только, если мельком, случайно в разговоре. И, кстати, супружница у него — бывшая. Он с ней в разводе.
— Ну, Литяк об этом тоже упоминала.
— Видишь, все сходится. Вот второй боец, с кем я беседовал, поведал, что Захаров — трус и жадина.
— Тоже сходится, — кивнул парень. — Как я понял, в части он особой любовью и популярностью не пользовался.
— Но и откровенной ненависти не было. Скорее так, немного презирали. Вот тебе, Мишаня, и нарисованный портрет. Павел Захаров, неизвестно кто ранее по фамилии, скрывающий свое прошлое, трусливый, жадный и не шибко всеми любимый.
— Уже есть повод для подозрений, — подхватил Митьков.
— Нет, мил человек, погоди. — Юркин поднял вверх указательный палец. — Сама по себе такая характеристика еще ни о чем не говорит. У нас на фронте есть такие типы, которым Захаров и в подметки не годится. Вон, те же штрафники, например. Или уголовники, на которых клейма ставить негде. И тоже воюют, не хуже нашего Захарова. И далеко не все перебегают к фашистам сапоги их драить. Вот если бы можно было привязать такую биографию к службе у немцев, был бы совсем другой разговор. Притом привязать железно, с доказательствами и всем, что полагается…
— Тогда что же мы должны делать? — непонимающе уставился на капитана старший лейтенант.
— А то, о чем мы уже с тобой говорили: искать эти самые доказательства. В чем-то ты, Миша, конечно, прав. Биография у Захарова не то чтобы подозрительная, но настораживает, наводит на нехорошие мысли. Но извини меня, сколько таких подозрительных оказывались нормальными хорошими людьми и настоящими патриотами? Не один и не два. Я ведь говорил тебе, что личные подозрения доказательствами не считаются. Хотя, как показывает жизнь, чаще всего они оказываются самыми верными. Так что, боец, сейчас расходимся по домам, а завтра будет видно.
— Дмитрий Федорович, а если последить за Захаровым? — предложил Михаил.
— Миша, я же сказал, завтра обсудим. Уже стемнело, да и мы с тобой сейчас не бодрячком. Так что идем спать, а утром все решим.
На следующее утро они действительно еще раз обсудили все, что узнали накануне, а также свои дальнейшие шаги. Митьков настаивал на слежке за Захаровым. Юркин, к слову, утром, перед службой, тоже обдумал эту мысль. Разумеется, если бы их подозрительный узник действительно служил немцам, но его оставили в брошенном лагере не специально, то слежка вряд ли что-то даст. Пленник просто постарается изо всех сил скрыть этот факт и будет сидеть тише воды ниже травы. А то, возможно, и попытается сбежать куда-нибудь, чтобы затеряться. И совсем другое дело, если он остался с умыслом. Конечно, и в этом случае он не будет в первый же момент после фильтрации выходить на связь со всякими немецкими агентами