— Жаль, что все сложилось так, — ее реплика режет слух, она звучит настолько обреченно, словно нас столкнули с обрыва.
— О чем ты?
— Может, прогуляемся? — Дашка отстраняется, улыбка на ее лице выглядит больно натянутой. Но я не рискую отказаться.
— Все что пожелаете, моя госпожа. Нет, не так, моя Прима, — я делаю выпад, будто мы в средневековье, где принято кланяться перед знатными особами. Затем ухожу, дав возможность, Даше переодеться.
А когда она выходит, мы идем гулять. На улице срывается первый снег, что крайне необычно для октября в наших краях. Он красиво парит в воздухе, особенно в местах, освещенных фонарями. Эти маленькие шестилучевые снежинки создают романтизм прогулке.
Я беру Дашу за руку, иногда приобнимаю, а иногда она совсем как ребенок, запрыгивает на бордюр, пытаясь сохранить равновесие. Хотя как пытаясь? У нее идеально выходит. Даже красиво. Я снова любуюсь. Пожалуй, мне не хватит целой жизни, чтобы любить эту девушку.
У нас все должно сложится. А если нет, то я буду бороться.
До последнего вздоха. Обещаю.
Примечание: Хитон — свободное платье, которое бывает разной длины и фасона.
___ Дорогие читатели! Спасибо большое за ваши комментарии к книге, я все читаю, но пока не успеваю отвечать. Мы с редакцией как обычно готовим новые книги к печати, на это уходит очень много времени. Прошу вас не обижаться и если что, заглядывать ко мне на канал в телегу, там я стараюсь отвечать всем. Еще раз спасибо за поддержку! На этой неделе мы скорее всего зафиналим историю.)
Глава 36 — Глеб
На следующий день я встаю поздно. Впервые за неделю хоть поспал нормально, перестал терзаться, решил, что у нас с Дашкой наконец-то все налаживается. Да и вечером, когда мы пришли домой, так долго целовались у дверей ее спальни. Я даже невольно скользнул ей под кофту, и чуть не добрался до застежки бюстгальтера. Честно сказать, мое терпение дает сбой. Уж больно наши поцелуи возбуждают. Вовремя остановился, да и Даша сразу оттолкнула меня.
Правда, она посмотрела с таким надрывом, что я невольно отшатнулся. Неужели слишком тороплю события? Сказать по правде, обычно с девушками у нас происходил секс довольно быстро: одно, максимум два свидания и готово. Я как-то привык к такому, а тут постоянно кажется, что если пойду дальше, оттолкну Дашку, отверну от себя. Поэтому и жду, не давлю на нее. В конце концов, без секса еще никто не умирал.
На этой ноте мы расходимся по комнатам, а уже на следующий день, происходит то, что вводит меня в шок. Нет, шок это даже еще тихо сказано.
Я принимаю душ, одеваюсь и выхожу на кухню. Успеваю сварганить нам два омлета, и сделать кофе.
— Даш! — кричу ей, словно порядочная женушка. Сам от себя поражаюсь, но мне нравится происходящее, нравится заботиться об этой девушке. Рядом с ней я меняюсь.
Когда Дашка не отвечает, иду сам к ней. Тихонько стучу, один, два, три раза, а не получив ответа, нагло поворачиваю ручку. “Вот же соня”, — думаю про себя. Вот только в комнате никого. Кровать заправлена, в открытом ящике, в котором до этого висели вещи — пусто. И я уже планирую набрать Даше, почему-то на сердце сразу становится неспокойно от увиденного, но на ее кровати замечаю записку.
Беру клочок бумаги, где-то в глубине души мне не хочется его разворачивать. Это вроде дурного предчувствия, несмотря на то, что я в такие штуки в принципе не верю. Ровным почерком, а Дашкин почерк я узнаю из тысячи, она пишет обратным наклоном, там строки, адресованные мне.
“Глеб, наверное, мне не стоило так вероломно врываться в твое прошлое… Но мама настояла и рассказала про Леру. А еще она показала ту записку, где ты признаешься в своих чувствах. Если бы я только знала, как тяжело тебе находится рядом со мной, видеть меня на сцене, в собственном доме, рядом с твоей мамой, я бы, наверное, сбежала.
Ты подарил мне надежду, ощущение значимости. Никто и никогда не делал для меня и половины того, что сделал ты. Я поняла, что люблю тебя. Полюбила с детства, как только увидела у фонтана. И больше всего на свете я желаю тебе счастья, такого чтобы дух захватывал, чтобы ты засыпал и просыпался с мыслями о чем-то хорошем. Чтобы девушка, которая окажется рядом с тобой, научила тебя летать. Заставила вновь поверить в то, что мир прекрасен, как и ты. Я не встречала людей, прекрасней тебя. И это далеко не про внешность. Глеб, твоя душа светится, как бы сильно ты не пытался окутывать ее личной тьмой.
Поэтому я принимаю последнюю помощь от твоей мамы.
Прости меня, если сможешь. И пожалуйста, ни в чем себя не вини.
Прощай.
Даша.”
От прочитанного у меня перехватывает дыхание, приходится сесть, чтобы все как следует взвесить. Грудная клетка шалит от спазма, меня будто ударили со всей силы, и продолжаю бить. Руки сжимаются в кулаки, зубы скрепят, и я не пойму толком, пелена перед глазами или это страх потери. Кто-то будто закрашивает реальность черными красками, возвращая меня в тюрьму, которую я сам себе возвел восемь лет назад.
Даша узнала про Леру. Мать постаралась. И показала ей какую-то записку, о которой я уже и сам не помню. Надо что-то делать. Куда-то бежать. Исправлять ошибки.
Подскакиваю резко с кровати, бросив послание на пол, и мчусь в дом — к матери. У меня едва не валит пар из ушей, до того становится мерзко от происходящего. Всю жизнь мама винила меня в смерти сестры, говорила, что это я поздно позвал на помощь, потом притащила ребенка и пыталась слепить из нее Леру.
И вроде я уже смирился с ее заскоками, но она вновь пытается разрушить меня. Забрать то единственное, что я хранил в сердце, что не давало рухнуть и поверить в собственную никчемность.
В кабинет матери, врываюсь беспардонно. Девчонка, ее новая дочь, аж подпрыгивает на кожаном диване. Смотрит на меня испуганным зверьком, но я ее не замечаю. Подхожу сразу к маме, упираюсь по обе стороны ее стула руками, нависнув коршуном над ней.
— Что ты наплела Даше? — без всяких приветствий спрашиваю я. Она не моргает, и вообще отводит взгляд в сторону, при этом продолжая покручивать на пальце кольцо.
— Мама! — повышаю голос, сдерживая поток ругательств. —