— А из-за чего? — спросила я, сжав лямку рюкзака.
— Из-за этого, — он показал на сердце и грустно улыбнулся. Больше пояснять ничего мне не стал, явно посчитав, что и так сделал достаточно. Ну а я в свою очередь не спешила задавать вопросы, вполне возможно, мое сердце реально не готово вернуться на сцену. Ему больно. Оно ощущает синдром предательства.
Домой мы доезжаем в тишине, и стоит только мне пересечь порог нового места обитания, сразу же скрываюсь в своей спальне. Плюхаюсь на кровать, сжавшись калачиком. Из головы не идет фраза тренера, теперь мне и самой кажется, что падаю я вполне осознанно, будто таким образом пытаюсь отдалиться от мира балета, от мамы, избежать повторного провала, неоправданных ожиданий. Верно, я боюсь разочаровать и подвести всех, даже Глеба.
Но с этим нужно что-то делать, иначе вечно буду загонять себя, а это не выход…
Не знаю, как засыпаю, погруженная в свои мысли. Просыпаюсь утром, и то не сама, а от стука. Подскакиваю с кровати, бегу как ошпаренная к двери: волосы растрепаны, кофту перекосило, уверена, видок у меня еще тот после сна. Открываю и замираю, увидев Гордеева. Он смотрит тревожным взглядом, не таким отстраненным и холодным, как обычно.
— Ты заболела? — спрашивает Глеб.
— Что? Нет, просто…
— Ты никогда не опаздываешь, — вполне оправданно подмечает он. Перевожу взгляд на часы на прикроватной тумбе и едва не падаю, ведь через час начнется первая пара.
Ненавижу опаздывать. Ненавижу такие промахи. Блин. Как же так…
— Прости, — сумбурно произношу, выталкивая Глеба за дверь. А уж потом, как электровеник, начинаю приводить себя в порядок настолько, насколько это возможно конечно, в моем случае.
Когда я выбегаю на улицу, остается каких-то двадцать минут до начала моей пары. А от нашего особняка в черте города только такси будет ехать половину от этого времени, теперь точно опоздаю. И как назло, первой парой между прочим стоит иностранный, и туда опаздывать нельзя.
Кусаю от нервного напряжения губу, пока приложение упорно ищет машину поблизости.
— Так и собираешься тут стоять? — раздается позади голос Глеба. Он кивает на свой спорткар, намекая, что готов подвезти. Я не говорю больше ни слова, усаживаюсь с благодарностью на пассажирское сидение, мысленно надеясь на лучшее.
Мы резво срываемся с места, и буквально за пять минут доезжаем до центральной трассы, а оттуда рукой подать до универа. Вполне вероятно, я могу еще успеть. Тем более Гордеев водит не хуже гонщика, вон как виляет из ряда в ряд.
— Там на заднем сидении пакет, — говорит Глеб, не отрываясь от дороги. Я наклоняюсь, нахожу крафтовый пакетик и кладу его на колени.
— Что тебе достать?
— Это тебе, — будничным тоном произносит он. — Ты ведь не завтракала, поешь, пока мы едем.
Надо бы ответить, да только у меня дар речи пропадает. Сердце бьется чаще в уже знакомом, привычном ритме, будто это нормально — постоянно смущаться от каких-то простых фраз, сказанных Глебом в мой адрес. Руки немного дрожат, но я все равно быстро вытаскиваю сэндвич, разворачиваю его и кусаю. Не передать словами насколько, оказывается, может быть вкусным бутерброд с сыром и ветчиной. И пошла бы к черту вечная диета.
Обо мне впервые кто-то позаботился. Это же так называется? Когда помнят о такой мелочи вроде отсутствие завтрака или то, что я встаю раньше будильника.
— Вкусно, — шепчу, потупив взгляд.
Глеб молчит, но я тайком замечаю, как уголок его губ слегка приподнимается. Он улыбается короткой, едва уловимой улыбкой. Словно ему тоже приятно все то, что неожиданно стало происходить с нами.
Эх… а можно всегда так? Где записать, что мне понравилось?..
Правда, момент счастья оказывается слишком быстротечным. Ведь стоит нам покинуть салон автомобиля на территории универа, как на пути появляется Артем. Судя по его мрачному взгляду, Нестерову не особо-то нравится то, что он видит нас с Глебом вместе.
Нервно сглатываю. У меня стойкое ощущение чего-то нехорошего.
Глава 25 — Глеб
В маленьком летнем домике жизнь обретает какой-то другой узор, и вот по утрам я уже не страдаю от угрызений совести, а нагло поглядываю на Дашку, на то, как она уплетает завтрак. Сегодня так вообще решил сам приготовить: сделал два сэндвича на скорую руку, упаковал их и взял с собой. Даша такая переживательная, что точно не будет, есть и в итоге останется голодной до третей пары.
Когда я предлагаю ей перекус, боковым зрением замечаю легкий румянец на щеках и улыбку. Скромную, такую невинную, от которой у меня аж дух захватывает. Смотреть бы на нее, и не думать ни о чем: прошлом, будущем, только сегодня и сейчас. Почему-то покинув стены особняка, я все чаще ловлю себя на мысли, что живу именно настоящим моментом.
Может на меня, в самом деле, там давил груз прошлого?
Заезжаю на парковку, выхожу первым, а там впереди этот. У меня даже язык не поворачивается назвать его по имени, сразу от ревности вены кипятком заливаются. И вроде бы, Дашка сказала, у них ничего нет и не было, но то, как Нестер на нее смотрит, с какой жадностью, вызывает у меня раздражение.
Артем останавливается в нескольких шагах от нас, чую, хочет поздороваться с Дашей, возможно, спросить, почему мы с ней приехали вместе. А меня чертовски распирает дать ему понять, чтобы шел дальше. Может у нас с Дашей никогда не будет отношений, только этот парень — худшая партия.
И стоит ему разомкнуть губы, видимо планировал поздороваться, как я, сам от себя в шоке, конечно, нахожу руку Дашки и переплетаю со своими пальцами. Она поворачивает голову, по глазам вижу, удивлена, не меньше моего, но я в ответ лишь крепче сжимаю ее маленькую ладонь.
Зато фейс Артема перекосился, у него аж уголок губ задергался, до того явно взбесило увиденное. Я прохожу мимо, не здороваясь, Даша же приветствует Нестера коротким кивком, и на этом все. Она не вырывает руку, не пытается заговорить с Артемом, наоборот уж как-то больно тревожно отводит взгляд в сторону. Словно… побаивается его? Да ну… быть не может! Неужели он умудрился напугать ее чем-то? Ничего не понимаю.
Нестеров молчит, с места не двигается, позволяет нам спокойно уйти. Хотя я понимаю, он это так просто не оставит и нам предстоит тяжелый разговор, может даже кулачного характера. Но мне плевать, таких вещей я никогда