* * *
Утром на меня вдруг находит странное желание, поблагодарить Глеба, только как — не знаю. Я долго думаю, чтобы сделать и в итоге выбираю самый неожиданный для себя вариант. А уже ближе к восьми утра, стою напротив дверей в комнату Гордеева и нерешительно стучусь. Не припомню, когда в последний раз так волновалась, аж коленки потряхивает. Откуда только берется это волнение?
Глеб открывает дверь не сразу, минуты через две где-то: влажные волосы растрепаны после душа, серые джоггеры висят на бедрах и... больше ничего. На нем нет майки, и я впервые не знаю куда деть глаза, чтобы не разглядывать так нагло его прокаченное мышцами тело. Господи! Никогда не думала, что на животе бывает столько кубиков пресса...
— Чего хотела? — спрашивает он, немного резко, словно не особо рад меня видеть.
Сглатываю, пытаясь привести себя в чувство и перестать смущаться. Мы всю жизнь жили под одной крышей, ничего, по сути не изменилось. Подумаешь, съехали из одного дома в другой, и нет тут никаких странных ощущение чего-то воздушно-интимного. Нет и точка, убеждаю мысленно себя.
— Я приготовила завтрак, — оказывается, робеть под натиском его прямого взгляда я умею прекрасно. Вон как щеки горят и пульс частит.
— Надеюсь, кухня в целости?
— Что?
— Никогда не видел, чтобы ты готовила.
А ведь он прав, это первый раз. Я встала на пару часов раньше, заказала доставку и искала в ютубе видео, рецептов для завтрака. Не уверена, что получилось хорошо, но мне хотелось сделать что-то приятное для Глеба, от всего сердца. В конце концов, он взял меня за руку, когда мир почти потерял смысл и оттенки.
Черты его лица вдруг становятся мягче, да и взгляд оттаивает.
— Хорошо, — наконец, произносит Гордеев.
— То есть... — господи, и почему мне так сложно построить диалог. — Ты выйдешь сейчас или позже? Я просто... думала, мы могли бы... позавтракать вместе. Но если ты не...
— Если ты хочешь, чтобы я шел без майки, то так и скажи. — На его губах играет усмешка, словно у мальчишки, который пытается хорохорится перед девочкой, которая ему нравится. Или это уже я надумываю себе.
— Пожалуй, лучше есть одетым, — кое-как выдавливаю я.
— Уверена? Может лучше так? — его тон становится ещё игривее, и у меня складывается впечатление, что он заигрывает. Притом намеренно, словно мы с ним впервые познакомились. Быть не может!
— Лучше в майке, Глеб.
— Расслабься. Я и не планировал, есть раздетым, иди, сейчас приду.
— Я и не…
— Иди уже, — кивает он в сторону кухни, и я больше не спорю, удаляюсь.
На завтрак я поджарила тостовый хлеб с яйцом и сыром, и запекла в духовке запеканку. С последним было сложно, долго не могла понять, как включается сама духовка, но в итоге все получилось.
Глеб заходит на кухню через пару минут, слава богами, уже одетый, по глазам вижу, удивлен. Усаживается за стол, я тоже сажусь напротив, правда сама не ем, жду пока Гордеев попробует, наблюдаю за его реакцией. Он подносит тост к губам, откусывает, и пока жует, я вся внутренне напрягаюсь. Жуть как хочется, чтобы ему понравилось.
— Неплохо, — изрекает, наконец он, и даже дарит мне мимолетную улыбку. Все-таки ему идет улыбаться, это выглядит слишком мило, настолько, что моя бы воля, я бы сделала фото и иногда поглядывала на него.
— Рада, что понравилось, — тихонько отвечаю, уткнувшись носом в свою тарелку. Теперь мой черед пробовать, а ведь, в самом деле, неплохо.
— Я вчера пошерстил разные сайты, — начинает он новую тему, при этом, не отвлекаясь от еды. — И нашел одного балетмейстера, который прошел через травмы и все такое. Я написал ему, предложил встретиться.
— Глеб… — у меня аж дыхание перехватывает, да и в целом, становится не по себе. Так страшно говорить о балете, тем более, кому он теперь нужен? У мамы новая прима есть.
— Я не знаю, чего ты хочешь, но чтобы снова вернутся в балет, тебе нужен кто-то, кто будет тебя тренировать, находиться рядом. — Пытается зачем-то убедить он меня.
— Мама списала со счетов свою приемную дочь. У нее новая девочка, — слова застревают комом в горле. Мне и есть-то больше не хочется.
— Да и пошла она к черту со своими закидонами. — Как-то резко отзывается он. Выражение лица у Глеба вмиг меняется на более напряженное, тяжелое. Он отодвигает тарелку, но взгляда на меня не поднимает.
— У меня вряд ли получится…
Между нами повисает пауза. Она такая запутанная, как клубок ниток, который невозможно размотать. Потому что каждый из нас пребывает в своих мыслях, решениях, проблемах. Но где-то внутри мне безумно приятно, что Глеб сейчас здесь, ест со мной и говорит все эти фразы, проявляет несвойственное ему участие
В этот момент я вижу в нем уже в который раз далеко не брата. А ведь когда-то я видела в Глебе исключительно человека, который должен стать родным, близким, семьёй, а уж не парня, от которого щемит в груди. И ведь действительно щемит…
Обхватываю кружку обоими руками, вдыхая приятный аромат кофе. Мы никогда не ели вместе. Я не помню, когда в последний раз разговаривала с кем-то во время приема пищи. Именно так, как поступают в нормальных семьях. И вдруг я ловлю себя на том, что мне хотелось быть завтракать всегда так. И даже готовка не смущает, наоборот, приятно смотреть, как кому-то нравится уплетать твою стряпню.
— На сцене передо мной ты отлично справлялась, — Глеб неожиданно поднимает голову и его горячий вспыхнувший, словно искра, взгляд заставляет отчего-то смутиться.
— Ты дарил мне букеты с черными розами, — напоминаю я, до сих пор, поражаюсь, где он находил эти цветы. Что странно, несмотря на цвет, бутоны всегда были безумно красивыми. — Мне казалось, тебе не нравиться, как я танцую.
— Кто знает, — неоднозначно отвечает Глеб. — Спасибо за завтрак. Было вкусно.
Он поднимается из-за стола, берет тарелки, но я тут же подскакиваю и хочу выхватить их. Наши пальцы случайно соприкасаются друг с другом, и меня словно током прошибает, хотя ощущение безумно приятное. Волнительное такое, аж сердце заходится волчком.
— Что ты делаешь? — Глеб почему-то не спешит отодвинуть пальцы, будто тоже оттягивает момент мимолетной близости.
— Хочу… помыть посуду, — с придыханием произношу, но кажется, будто признаюсь в любви. Да что за ерунда.
— Я сам, — он дотрагивается до моего запястья и так нежно, мамочки, просто безумно заботливо убирает мою руку. Его действия так и кричат: «ты