— Ты… — только и выговорил Соловей, — ты что натворил?
Больше никто ничего не говорил. Никто даже не двигался. Асхат и Соловей просто стояли и смотрели на Петровского. Они понимали, что что бы они не сказали или не сделали теперь, черта перейдена. Перейдена окончательно и бесповоротно. А еще они поняли, что все так и было спланировано с самого начала…
Рядом были слышны почти нечеловеческие вопли. Это рыдал Кротов над телом друга, с которым он проучился пять лет. Роман держал мертвого Никиты дрожащими руками и отчаянно вопил, отказываясь верить, что все это произошло по-настоящему…
— Ублюдок… — он поднял заплаканные глаза на Петровского, — что ты наделал, мразь… что ты наделал, паскуда?! Ты убил его!!!
Не помня себя, он бросился на Петровского. Он ожидал и этого. Как понимал, что никто из своих теперь за него не вступится. Впрочем, это было не нужно…
Петровский сбил Кротова с ног и несколько раз сильно ударил по лицу. Затем прижал к земле и, оскалив зубы, посмотрел в красные от слез глаза…
— Лучше уймись, с…а! — прошипел он, — мне терять нечего, отправлю следом… уймись!!!
Он отшвырнул Романа в сторону. Тот, продолжая плакать, отполз к Никите и, встав на колени, поднял глаза вновь…
— Он в своей жизни никому зла не сделал… — произнес он, захлебываясь слезами горя и отчаяния, — за что ты его убил?! За что ты его убил, тварь?!
— Нет, — Петровский спокойно покачал головой, — ты убил. Я предупреждал, что не буду с тобой играться. Я давно об этом предупреждал… — теперь он говорил сквозь зубы, — твоя гордыня и самонадеянность идиота убили его. А самое страшное, что для следствия, если оно будет, убийца — тоже ты!
— Что?! — Роман задрожал от страха. Теперь он смотрел на Петровского, как перепуганный ребенок, — как это я? — вопрос прозвучал наивно и, действительно почти по-детски…
— Смерть наступила от асфиксии, — негромко произнес Петровский, безжалостно глядя на корчившегося на льду Кротова, — удушья, Рома. Вон той веревкой у него на шее, — он спокойно кивнул на тело Постовалова, — на ней твои отпечатки. Твоя машина засвечена на всех камерах по пути сюда. И мотив есть, с учетом вашей деятельности в последнее время… бабки! — глаза Петровского сверкнули, — всему виной бабки…
Соловья начало дико колотить. Он смотрел на Петровского, наконец, все окончательно поняв…
— Ах ты ублюдок, Петровский… — проговорил он срывающимся голосом. Теперь даже в его глазах стояли слезы, — ты все знал, ты, поганая сволочь… ты нас всех подставил…
Лехин голос дрогнул и сорвался. Петровский лишь одарил его уничтожающим взглядом.
— Я вас, идиотов, спас, — тихо произнес он, — еще «спасибо» мне скажете.
— Спасибо? — один глаз Соловья задергался, — мне сказать тебе «спасибо»? Да чтоб ты сдох, мразь!
Кротов смотрел на это еще пару секунд. А потом, сорвавшись окончательно, рухнул на землю и зашелся истеричным смехом. Петровский удивленно уставился на него. Такого не ожидал даже он…
— Видишь, выродок?! — кричал Роман сквозь душившие слезы и истеричный безумный смех, — видишь, какой ты на самом деле?! Тебя ненавидят! Все ненавидят! — упав не лед, он лихорадочно закашлялся, но продолжал выкрикивать: — все ненавидят, даже свои! Потому что ты — не человек! Ты — никчемное, мерзкое животное!..
Руки Петровского затряслись и сжались в кулаки. Он стиснул зубы, начиная выходить из себя…
— Никому не нужный выродок! — продолжал нечеловеческим голосом вопить Роман, катаясь по льду, — биомусор, поганый псих! Ничтожество! Больной псих, такой же, как твой отец!
— Заткнись! — рявкнул Петровский, постепенно теряя самоконтроль, — мой отец не был психом!
— Еще как был!!! — завопил Кротов, подняв на врага преисполненный ненависти взгляд, — ненавидящий все вокруг, ссучившийся псих! Псих и наркоторговец! — из глаз Романа вновь хлынули слезы, — скажи им правду, Петровский! — не своим голосом закричал он, — скажи своим людям правду!!! Расскажи, как он убил твою мать!!!..
— Заткнись!!! Я убью тебя!!!
Не помня себя, даже не обращая внимания на застывших в ужасе от услышанного Асхата и Соловья, Петровский бросился на Кротова и повалил на спину. Никто не пытался его остановить. Вот только руки, сомкнувшиеся на горле Романа, почему-то не совершали рокового движения…
Не сопротивлялся и сам Кротов. Лишь смотрел в перекошенное от злости и отчаяния лицо Петровского и теперь истерично смеялся, глядя на потенциального убийцу, чувствуя, как хватка на его горле ослабевает…
— Нет, Петровский… — прошептал он, — не убьешь. Теперь у тебя выхода нет. Мы теперь в одной связке, я тебе нужен. Поганый ты ублюдок!
Роман вновь расплакался. Петровский отпустил его и медленно поднялся на ноги, пытаясь восстановить дыхание после нервного срыва.
— Еще… — с трудом проговорил он, — еще желающие пойти за убийство есть?
Он повернулся к приятелям, сверля их злобным, ничего больше не выражающим взглядом. Соловей молчал, глядя куда-то себе под ноги пустыми, обреченными глазами. Костомаров отвернулся. На Петровского смотрел лишь один Асхат. Смотрел во все глаза. Петровский встретился с другом взглядом и ожидал его слов, как приговора. И приговор прозвучал. То, чего он, сложись все хоть немного по-другому, не сказал бы никогда:
— Тварь, — тихий голос Асхата резанул, как ножом, — мерзкая, лживая тварь. Как ты мог…
Асхат с отвращением отвернулся. А затем просто зашагал прочь от места казни. Соловей, не помня себя, бросился вслед за ним. Петровский посмотрел на лежавшего на льду Кротова. А затем подошел к Постовалову и, сняв с шеи мертвого Никиты веревку, столкнул тело в воду, зная, что помогать никто не будет. Но и мешать никто не осмелится…
Кротов затрясся в бессильной истерике. Костомаров медленно подошел к нему и, ничего не говоря, помог подняться на ноги, поглядывая на Петровского, который теперь даже не мог представить, что думает лучший друг… просто все было кончено. Все закончилось вот так. Ничья жизнь уже никогда не будет прежней. Все они — соучастники убийства по сговору. Они будут ненавидеть его, они никогда не простят… и также они будут молчать. Мучиться совестью и кошмарами до конца своих дней, но молчать, держать этот ужас в себе. Соучастники. Убийцы. Банда…
Весь обратный путь они проделали в тишине. Асхат с Соловьем больше не смотрели на Петровского. Костомаров помогал идти Кротову, который едва стоял на ногах, периодически почти теряя сознание, тогда Иван просто подхватывал его и почти нес. Сам Петровский шел позади всех, тупо глядя перед собой. Веревку, которая стала причиной смерти Никиты, он убрал карман.
Фролов и Джамал видели, как они в полной тишине вышли из лесопосадки. Увидели обреченные лица друзей, увидели, как ведут впавшего в апатию Кротова. И увидели то, что Постовалова с ними уже не было…
— Что вы сделали? — проговорил Фролов, в животном