– Сделаем, что нужно и уйдем, – сказал Конрад, хмуро оглядываясь на лес. – И не отставайте. Держитесь друг друга. Не нравится мне здесь.
– Пойдемте в дом, – подбодрил всех Марк. – Может там нормальные постели, приятные сюрпризы, и не все так плохо, как рисует воображение.
Конечно, он ошибся, и все было еще хуже.
Все в этом необычном месте было пропитано старой магией, пугающей и чарующей одновременно. И ветер здесь то исчезал, то появлялся вновь, осторожно касаясь волос и лица. Откуда-то издали ухали совы. А дом охотников стоял совсем недалеко от леса, на этот раз болотистого и пугающего.
– Это что еще такое? – поморщился Марк, замирая напротив древней покосившейся избушки с тремя закопченными окнами.
Я обреченно застонала.
– Наше жилище, по всей видимости, – недовольно предположил Александр, останавливаясь рядом.
– Схожу осмотрюсь первым, – постановил Конрад.
– Подождите, – попросил Таттис. – Разрешите первому войти Зайке.
– Пусть, – кивнула я, – почему нет?
Конрад забрал щенка с рук хозяина и лично поднес к двери. Приоткрыв ее с жутким скрипом, присел на корточки и поставил собаку. Зайка отряхнулся всем телом, тявкнул и вбежал внутрь, громко цокая когтями.
Мы ждали. Несколько минут ничего не происходило, затем послышалось рычание, громкий лай и… из дома повалили крысы. Много, не меньше десятка. Длинные худющие мерзкие. Я брезгливо передернула плечами, а Умс, пересекая траекторию грызунов, присел и снял очки.
Крысы замирали, приближаясь к Эллису. Одна сделала это в прыжке. И упала кулем к ногам Умса.
– Зачем? – спросила Юлия, как и я, обходя грызунов стороной. – Пусть бы себе бежали.
– Это хо́рчистры – просто ответил Эллис, возвращая очки на нос и переводя на нас совершенно спокойный взгляд.
А я похолодела.
– Как? – спросила, приближаясь к крысам на негнущихся ногах и перестраивая зрение на магическое.
Действительно, стоило сфокусироваться на одной тушке, как она начинала двоиться и прорисовывался второй силуэт: крупнее, зубастей и опасней. Я читала о ядовитых хорчистрах, но очень давно. Кажется, на втором курсе академии… Эта нечисть считалась давно вымершей!
– Вот и первые приятные сюрпризы, – пробормотал Даниэль, усаживаясь рядом с одной из крыс. – Насколько помню, эти гадины могут перевоплощаться не только в грызунов, но и в птиц. И нападают стаями.
– Гостеприимный здесь народ, – со злостью сказала я и сделала мысленную пометку: отомстить. Потом. Обязательно найду, как именно. Никто не смеет безнаказанно гадить темным магам, особенно тем, что под моей защитой!
Из дома выскочил Зайка.
Встряхнулся снова и, громко гавкнув, забрался на руки к Юлии, стоящей ближе всех. Та сразу начала гладить спасителя, приговаривая, какой он сильный и смелый защитник. Щенок трусил хвостом и закатывал глаза от восторга. А Конрад все же вошел в дом, крикнув уже оттуда:
– Чисто! В смысле, тьмы здесь нет. А грязи полно.
– Кровати есть? – спросила я о самом важном, заходя в небольшое помещение, представляющее собой одновременно кухню, комнату, прихожую и кладовку с охотничьими инструментами.
– Три штуки, – кивнул Экхан в влево и приложил руку к стене, на которой была выведена руна «солнце».
В помещении тут же стало светлее, что позволило нормально осмотреться.
Слева у стены действительно стояли три железные кровати с перинами, набитыми соломой. А еще посреди помещения красовалась печь с облупившейся белой краской. Рядом валялась стопка дров. С потолка – то тут, то там – свисали пучки трав. У стены справа стоял мощный деревянный стол с множеством сколов и трещин. На нем же стояла чугунная посуда для готовки.
Стулья нашлись рядом с крепко сбитым стеллажом, на полках которого хранились несколько топоров, лук со стрелами и коробы спичек. У входа стоял мешок с солью.
– Не богато, – заметил Марк, также осматривая дом внутри. – Но хоть крыша над головой есть.
– Поесть бы, – подал голос Виктор. – Весь день голодаем.
– Сейчас что-нибудь организуем, – пообещала я. И тут же перевела злорадный взгляд на Конрада, исправляясь: – Наш руководитель все сделает. Так ведь, гер Экхан?
– Всенепременно, – отозвался он. Скинул на кровать мой и свой рюкзаки, и… тоже схитрил: – Тяните жребий, драгоценная моя группа. Все, кроме меня.
– Это еще почему? – возмутилась я.
– Вдруг понадобиться принять важное решение, а я устал? – аргументировал Экхан. – Так что давайте сами-сами. Вот и спички. Кто вытянет короткую, тот у мамы кулинар!
– Не-е-ет, – простонала я, держа в руках спичку-коротышку. – Да вы издеваетесь. Давайте перетягивать!
Говорила я в пустоту. Студенты, во главе с Конрадом, уже отправились на улицу, осмотреться вокруг дома.
– Ну погодите, – обещала я им, распахивая одно из закопченных окон, – вернемся домой, все аукнется. Слышите?
Оглохли, конечно. Наглецы…
* * *
Ночь вышла беспокойной. Улеглись мы поздно, поели плохо. Готовить мне пришлось в печи. Из принесенных с собой круп, я выбрала гречку. Конечно, она подгорела и имела ужасный привкус. Но консервированная тушенка временно исправила ситуацию. Вслух меня почти все похвалили. Кроме Виктора. Тот сразу спросил о насущном:
– Давайте готовить будут те, кто умеет?
Грубо, конечно, но я не спорила. Не хотелось каждый день травиться.
Из плюсов: круп и тушенки нам дали достаточно, минимум на неделю. Из минусов – выяснилось, что нормально готовить среди нас умели лишь Юлия и, как ни странно, Конрад. Погрустив, они смирились со своей участью и поделили дни дежурств.
Улеглись мы ближе к часу ночи. Первыми дозорными выставили Виктора, Александра и Эллиса: они вытащили короткие спички. А ближе к трем я проснулась от странного звука: словно кто-то бросал камешки в стекло. Открыв глаза, прислушалась. Тишина, только сердце заходилось в бешеном стуке, отзываясь в голове и ногах одновременно. Тело сковывал ужас.
Хотела спросить, что происходит, но к губам прижалась горячая ладонь.
– Тихо, – прошептал Конрад в самое ухо. – Ни звука, пока не скажу. Пойдем на улицу, парням нужна помощь.
Я кивнула и бесшумно соскользнула с теплой печи, сунув ноги в походные ботинки.
Окинула быстрым взглядом помещение и не заметила ничего подозрительного. Под потолком висели несколько зажженных лампад, сохраняя толику желтого света. На печи в спальном мешке перевернулась на другой бок Юлия. На угловой кровати хмурился во сне Марк. Следом – уже проснувшись – сидел и сонно моргал Даниэль. Конрад приложил палец к губам, показывая Астриду, чтобы молчал, и кивнул в стороны, на спящих. Даниэль кивнул, бесшумно поднимаясь и надевая ботинки.
А мы вышли из дома.
Пахнуло холодом, прелыми травами и гнилью. По земле мягко стелился белый туман, а вокруг царила неестественная гибельная тишина. Наши парни сидели рядышком на поваленном бревне и смотрели вдаль невидящими взглядами, глупо улыбаясь. Прежде чем я к ним подошла, волоски на теле встали дыбом, а с болот раздалась тихая, пробирающая до костей трогательная песня. Невозможно было разобрать ее слова, но этого и не требовалось, потому что я точно знала, о чем она.
Это была песня о самых потаенных сомнениях и страхах, о боли, что ждала здесь, если не уйти, и о любви, которой не суждено было случиться. О предательстве, клятвах и ужасе одиночества. О трагедии, которой не избежать, если не пойти на зов…
Я сделала шаг, легко поддаваясь на зов. Но тут же была схвачена за руку. Конрад притянул меня к себе, коснулся губами уха, сообщая едва слышно:
– Это чары болотной девы.
Я посмотрела на него, все еще плохо понимая, где нахожусь и что происходит. Тело било мелкой дрожью, а туман упорно звал за собой, обещая покой и радость. Манил. притягивал взгляд.
Там не будет плохого. Там… будет Ничто, обещающее покой и вечность.
Конрад осторожно положил ладонь на мой лоб и мягко повел ею вниз, давая понять, чего хочет. Я послушалась, прикрыла глаза.
– Я закричу, – прошептал он едва слышно, – а ты бросай в наших парней стазисом.
Хотела спросить, о чем он, но не успела.
Он действительно закричал. Хрипло и низко. Слова забытого языка взвились ввысь, разбились на осколки, разлетелись по сторонам, роняя свет и моментально перерождаясь в тьму-охотницу.
В крови забурлило, в душе разлилось благоговение. Я никогда не видела, как действует язык древних, и теперь не могла двигаться от внутреннего трепета перед чем-то великим… Туман также изменился: задрожал и распался на клочки