— Глаза бы выцарапала этой лживой сволочи! — шептала она. — Обманул меня!
А ведь он так улыбался! Его улыбка покорила ее сердце. Ей дома никто не улыбался, даже отец, который не чаял, как от нее избавиться. Мать неизвестно где, а новая отцова жена, эта стерва, Феано невзлюбила сразу. Потому что Феано красива, куда красивей, чем она сама. Вот и подбивала отца замуж ее выдать, да тот не спешил, все хотел побольше за нее выкуп взять. Вот и взял, старый, жадный козел. Лучше бы она за Хальбу вышла, что из соседней деревни. Справный парень, работящий. И жалел бы ее хоть иногда, а не гнобил бы в поле на беспощадном солнце. Она ему очень нравилась, это все знали. Э-эх!
Когда с замужеством не вышло, мачеха не растерялась, в царском дворце зерна в долг взяла, и отдавать его не собиралась. Она отцом крутила как хотела, он же старый и больной совсем. А когда придет царский писец за долгом и лихвой к нему, то чем они платить станут? Да старшую дочь и отдадут, как пить дать. Феано сразу этот несложный замысел раскусила. Зерно мачехины выродки сожрали, а ей за него в рабыни идти.
— Коза шелудивая! Чтоб ты сдохла! Ненавижу тебя! — это девчонка вслух сказала.
Феано задумалась не на шутку. Эти сволочи продадут ее теперь. А кому? Вот бы вельможе какому продали, или царю Суппилулиуме. Хотя, это размечталась она. Царю! Скажешь тоже. К купцу богатому попасть, и то неплохо. Потерпишь малость, раздвинув ноги, а потом сиди себе за пряжей и болтай с другими наложницами. Она пряжу с малых лет приучена сучить, и за малыми братьями и сестрами как нянька ходит. Продыху нет от них. Стерва эта отцова чуть не каждый год рожает. Да, в богатый дом попасть — это мечта прямо! А потом купец куда-нибудь уплывет на полгода, и тогда вообще, кроме необременительной работы по дому, никаких забот нет. Дорогую наложницу никто в поле не погонит, ткать только заставят, чтобы не сидела без дела. Ну так то не страшно, а уж насчет женской доли Феано и вовсе ни малейших иллюзий не испытывала. Они все вместе вповалку на тростнике спали в отцовой хижине. Все, что нужно, она с малых лет и видела, и слышала много раз. Дело несложное, она точно справится. Хорошо хоть, она сразу закричала, что нетронута, а не то беда! Ее бы тогда всеми попользовали. Она видела такое, когда шайка ахейцев на двух кораблях на их деревню напала. Мать увезли тогда, а соседку Мину воины скопом взяли. Она кровью истекла потом. Феано в кустах спряталась и видела все. Страшная участь, хуже ее нет.
Девушка с любопытством огляделась по сторонам. Она раньше на корабле никогда не была. Тут, в неглубоком трюме, где она едва бы выпрямилась во весь рост, лежало богатство немыслимое. Четыре бревна какого-то странного дерева, очень темного, почти черного на срезе, огромные амфоры непонятно с чем, вазы из какого-то белого камня с вырезанными плоскими фигурками, стоявшими боком, десятки мелких кувшинов и кувшинчиков, куски мутного стекла в широких горшках, кипа выделанных кож и огромная гора меди. Слитки были похожи на маленькие бычьи шкуры, она видела их множество раз. Отец ее кузнецом трудится у царя Лесбоса. Он медь по весу получает, а потом так же по весу возвращает изделия из бронзы. Ему писец царский за это зерно, масло и вино дает.
Только вот в последнее время мало у них зерна, отец больше лежит, чем работает. Он кашляет все время, и такой худой стал, что ребра скоро кожу прорвут. Помрет того и гляди. Кузнецы долго не живут. Они, когда медь плавят, туда дробленый мышьяк бросают. От того мышьяка недобрый дух идет, и он выедает кузнеца изнутри, словно червь какой. Говорят, когда честное олово в медь добавляли, такого не было. Но олова мало сейчас, и дорогое оно. Вот оттого и болеют кузнецы, и отец ее на глазах угасает. Потому и злой такой. Детей у отца полная хижина, а когда он помрет, кто их кормить будет? И так едят раз в день, потому-то младшие до того худы, что почти прозрачными кажутся. Когда рыба в их доме появляется — это счастье великое. А кто теперь за ней в море пойдет? Отец совсем плохой, а в последнее время даже хромать начал, как ахейский бог Гефест. Тот, видать, тоже мышьяка надышался.
Небогатый у них царь, потому как сам остров небогат. Так люди говорят, которые в Микенах, в Пилосе и в самой Хаттусе бывали. Правда, царь все одно лучше живет, чем они. Дом у него за каменной стеной, он стоит на высокой, неприступной горе. Там кур и свиней много, и десяток рабов коз пасут. Эх! Вот бы к царю в дом продали! — размечталась девчонка. — Это куда лучше, чем за босяка замуж пойти. Всегда сыта буду. А если рожу ему сына крепкого, глядишь, и не погонят на улицу, когда старухой беззубой стану.
Нет, дома совсем плохо, — рассудительно подумала Феано, — и голодно до того, что за долги так и так в рабство заберут. А тут хоть накормили от пуза. Ее новый хозяин раздел, осмотрел придирчиво, но изъян нашел только один: худовата она. Он ей хлеба и каши столько дает, что она осоловела уже от непривычной сытости. Наверное, откормить хочет перед продажей. Так она согласна. Лучше пусть сытую продают, чем голодную.
— Приплыли, что ли? — подняла она голову и заорала, что было мочи. — Эй, вы там! Сводите меня до ветру! Лопнет сейчас все! Не убегу я! Некуда мне бежать!
* * *
Положительно, этот день был хорош. Я и на девчонку красивую поглазел, и пообедал плотно, и на ужин попал к царю Приаму. Я уж и забыл, когда