Вот и все. Острые носы кораблей врезались в мелкую гальку берега, а по дну со скрипом прошел киль. Воины втащили весла на борт, сбросили веревки вниз и горохом посыпались на берег. Теперь у нас четверть часа, может, немногим больше. Мы с отцом кубарем скатились с холма и замахали парням. Пора! Возницы чуть тронули поводья, и выученные кони пошли шагом, понемногу переходя на легкую рысь. Никто не поскачет галопом, так только запалишь коней. Лошади должны дышать ровно. Они должны быть спокойны и веселы, потому что конь — скотина пугливая и требует бережного обращения. Кто этого не понимает, тот соскребает свои мозги с камней, что лежат вдоль дороги. Камни — это единственное, чего у нас тут в избытке.
Я взял в ладонь четыре стрелы и успокоил трепещущее, словно пойманный воробей, сердце. Я ведь делал это сотни раз. Знаете, как научиться стрелять, качаясь на кожаном переплетении ремней, что служит дном колесницы? Это элементарно. Просто берете и стреляете лет восемь-десять по два часа в день, и вы непременно научитесь. Знатных юношей так и растят, пока невольники обрабатывают их поля.
Тактика боя на колесницах предельно проста: вы скачете мимо пехоты и поливаете ее стрелами, а в ответ она поливает вас. Правда, среди простых воинов лучников мало, они все больше с копьями воюют, а потому у пехоты шансов против колесниц немного. Какая-никакая, а кавалерия. Впрочем, есть варианты: вместо стрел колесничий может использовать дротики, а враг вместо лука — пращу. И скорее всего, именно так оно и будет. Потому как с пращой тут могут обращаться многие. Отличная штука, и всепогодная, в отличие от лука.
— Х-ха! — закричали мы, закружив рядом с данайцами, которые бестолково заметались по берегу, бросая канаты и хватая щиты и копья. Ахейцы это, данайское племя, мы быстро опознали их по говору.
Четыре стрелы я выпущу в первый же проход, целя с двадцати шагов в полуголые тела. Сейчас! Сейчас самое удобное время! Еще немного, и они построятся и укроются чешуей щитов, и тогда едва ли одна стрела из десяти найдет свою цель.
— Трен-нь! — по кожаному наручу ударила тетива, а острое жало впилось в тело гребца, который стоял и смотрел на меня с бессильной ненавистью. Он не успевал взять щит и поднял копье, чтобы бросить его в меня. Он так и упал, неверяще обхватив древко, впившееся ему в грудь.
— Трен-нь! — эта стрела попала в руку пращнику, который взмахнул своим несложным оружием. Успел, камень полетел совсем в другую сторону. Если снаряд попадет в голову, мне даже бронзовый шлем не поможет. Мозги внутри останутся, но взболтает их капитально. Сотрясение обеспечено.
— Трен-нь! — промах, стрела чиркнула по гальке, которая усеивала берег. — Проклятье!
— Трен-нь! — ахеец поднял круглый щит, но я попал в мускулистое бедро, и он со стоном осел на землю. Не боец.
Все, мы проскочили вдоль кораблей. Теперь сделаем круг и вернемся. Следующий проход будет дальше, чем этот, бить будем шагов с сорока. Лезть ближе — безумие, достанут копьями. Ахейцы уже бросили канаты и сбиваются в кучки, укрываясь щитами. Ни о каком строе пока и речи нет. Многие натягивают луки или отошли в сторону и раскручивают пращи, которыми обвязаны вместо пояса. Хороший пращник попадет в глиняный горшок с двадцати шагов. Одна радость: по движущейся колеснице попасть намного сложнее.
Теперь скакать нужно быстро, и коней переводят в галоп. Четыре стрелы! Я должен успеть выпустить четыре стрелы, иначе наш риск бессмыслен. А я ведь ни черта не вижу вокруг, потому что это моя вторая схватка. Первая случилась с полгода назад, когда на нас напали конокрады. Она пролетела быстро, мы из луков отбились, и я даже испугаться не успел. Здесь же я залит адреналином до самых бровей, выпустив наружу инстинкты потомственного воина. Думать мне совершенно некогда.
— Трен-нь! Трен-нь! Трен-нь! Трен-нь!
Две стрелы попали в щиты, еще одна пробила щеку копьеносцу, выбив фонтан из осколков зубов, а еще одна чиркнула по бронзе богатого шлема. Странный он, такие обычно носят пеласги. Широкая бронзовая тиара, оставляющая открытой макушку, зато украшенная сверху зарослями ярких перьев. Красота неописуемая, но если врезать сверху дубиной, ампутация ушей обеспечена. На редкость идиотская конструкция, вызванная, скорее, отсутствием прямых рук, чем военной необходимостью.
В двадцати шагах передо мной колесница упала набок, и ее потащили вперед взбесившиеся кони. Колесо налетело на камень, а возница не успел его объехать, потому что выстрел из пращи снес его наземь. Вот он валяется, раскинув руки. Голова разбита, а под ней в пыльную землю уже впитывается лужица крови. Его товарищ лежит рядом, но он жив и даже не ранен.
— Сюда иди! Бегом! — заорал я и протянул руку воину, который поднимался с земли. Он замотал головой, прогоняя шум после удара, а потом отбросил сломанный лук и побежал за нами изо всех сил. Наши кони еще несли во весь опор.
— Не успеем, — заорал возница. Апира его зовут. Он воин, но биться в строю не может, левую руку посекли в бою. Она у него не поднимается почти, а кисть напоминает птичью лапу. Впрочем, править конями это ему не мешает, он делает это бесподобно.
— Разворачивай задом к ним! — крикнул я. — Щит возьму, прикрою!
Возница молча кивнул и слегка натянул поводья, замедляя ход и разворачивая колесницу тылом. Я снял щит с борта и надел на руку. Вовремя. Почти тут же раздался удар, от которого кисть начала неметь. Камень попал!
— Пошел! — заорал я вознице, когда воин упал прямо передо мной. На его лице, покрытом каплями крупными пота, сначала появилось выражение растерянности, а потом прямо из груди жутким цветком вырос наконечник копья. Он упал лицом вниз, не добежав до меня пять шагов.
Вот теперь я немного пришел в себя и осмотрелся. Ахейцы бросили вытаскивать корабли, и те лениво покачивались на волнах рядом с берегом. Десятка два убито, многие ранены и спрятались за щитами друзей. Раненый враг — это хорошо! Это куда лучше, чем враг мертвый. Он не сможет биться и не сможет грести. Его нужно тащить на себе и кормить. Раненый — серьезная обуза для нападающих. Это ведь у нас каменные стены, за которыми можно отлежаться. Ахейцы