— А что, разве не так было?
— Так, давайте о важном! — решительно сказал режиссер. — Слушайте меня. Ты, Гузя, сейчас перелезаешь на колени к Кабану…
— Еще чего! — ахнула Гюрза.
— Я сказал, перелезаешь на колени к Кабану. Потом я резко выпрыгиваю и увожу за собой этих тварей, а вы бежите к контейнеру. Ясно?
— Я-ясно.
— Кабан?
— Я все понял.
— Если выберетесь отсюда, передайте моей маме… — голос Остапа дрогнул. — Впрочем, нет. Ничего не передавайте.
Гюрза шмыгнула носом и обняла Остапа за шею.
А тем временем двое на крыше контейнера обсуждали, кто из советских юмористов круче. Разговор, начавшийся спонтанно, настолько их увлек, что они даже перестали обращать внимание на стаю хищников внизу.
Со стороны могло показаться странным, что люди, находящиеся на волосок от гибели, так странно себя ведут. Но наше создание выкидывает и не такие трюки в стрессовых ситуациях.
— Не-не-не, Задорнов — это полная шляпа. Каждый раз одно и то же. Тупые америкосы против находчивых русских, — заявляла Джей.
— А Хазанов? — интересовался Луцык.
— Это тот, который про кулинарный техникум?
— Он самый!
— Не нравится. Какой-то он мерзкий.
— Ну артист не обязательно должен быть красавчиком. Посмотри на Роберта Де Ниро — натуральный Квазимодо, только горба не хватает.
— Зато Де Ниро обаятельный, а Хазанов — натуральная жаба.
— А Семен Альтов?
— Это еще кто такой?
— Ну мрачный чувак с простуженным голосом. Очень смешной.
— Не помню. Мне, кстати, Евдокимов нравился.
— «На себя посмотрю — сам весь не красный, а морда — красная!» — спародировал Луцык.
— Очень похоже, — оценила Джей.
— Но первое место я бы отдал Ефиму Шифрину.
— Он сейчас называет себя Нахимом. Раскачался — что ваш Шварценеггер. Я фотки видела.
— Угу, я тоже видал. Суровый стал… Кстати, он как-то раз на меня наехал.
— Шифрин?
— Ну да, Шифрин.
— И где это вы пересеклись? В «КБ»? А может в «Магните»?
— В хрените! В Интернете, конечно. Шифрин фотку выложил из спортзала, а я под ней шутейный коммент оставил. Так он не поленился, зашел ко мне на страничку и потребовал извинений.
— А ты что?
— Извинился.
— Фу, ну ты и чушпан! Пацаны не извиняются!
— Он же, сука, здоровый! Если врежет, мало не покажется.
— Ха-ха, где ты, а где он?
— Он в Израиле, наверное. А я в Москве.
— Вот именно!
— Не забывай, я писатель, а у писателей очень развито воображение, вот я и представил, как Шифрин меня мутузит. Во всех подробностях представил. Стало очень страшно.
Джей перевела взгляд на грузовик и ахнула. Тушканчики явно одерживали победу. Их хвосты с шипами все сильнее и сильнее молотили по лобовухе, а кузов буквально кишел прожорливыми зверьками. От тела водителя остался только торс с обезображенной головой и огрызками рук.
— Они же их сожрут! — закричала она.
— Черт! — вернулся в действительность и Луцык.
— Надо что-то делать! Мы должны их спасти!
— Но как⁈
— Я не знаю!
— Я тоже!
— Луцык, миленький, ну придумай что-нибудь!
— Что⁈
— Ну хоть что-нибудь!
Вдруг дверь кабины грузовика резко отворилась и из нее выскочил Остап. Он было рванул в сторону холма, но его сразу же догнали и атаковали несколько тушканчиков. Сбитый с ног, Остап упал на спину и прикрыл лицо руками. Зверьки облепили его тело с ног до головы сплошным шевелящимся коконом.
— Сука-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — что есть мочи завопила Джей, в отчаянии обхватив руками голову.
Ее крик, дикий и злой, впивался в мозг и рвал барабанные перепонки. У Луцыка поплыло перед глазами, он заткнул уши, боясь, что его голову разорвет на куски, и потерял сознание.
Он очнулся от того, что на голову лилась вода.
Открыв глаза, Луцык увидел Кабана, который держал бутылку.
— Здорово, дружище!
— Привет.
Писатель понял, что лежит на земле, с неба ему подмигивает солнышко, а вокруг тихо. Луцык кое-как приподнялся и, пошатываясь, встал на ноги. Его подташнивало, немного покалывало сердце. Но туман, окутавший разум, постепенно рассеялся. Он отчетливо вспомнил все недавние события и взволнованно спросил:
— Как наши?
— Все живы, — ответил Кабан.
— А где тушканчики?
— Свалили. Джей их распугала.
— Джей?
— Ну да. Она так заорала, что всех тварей как ветром сдуло. Разбежались кто куда. Я хоть и в кабине сидел, так и у меня чуть кровь из ушей не пошла.
— Крик банши, — задумчиво произнес Луцык.
— Угу, женщина-призрак из ирландских лесов, чей голос предвещает смерть.
К ним подошла Джей:
— Как самочувствие?
— Как у Карлсона, моторчик барахлит, но все еще летаю. А что с Остапом? — вздохнул Луцык.
— Нормально все. Тушканы его малость погрызли, но он в порядке. Они с Гюрзой у ручья, раны промывают.
— Значит, это ты их разогнала?
— Получается, так.
— Это у Джей такая суперсила, — поспешил пояснить Кабан.
— Чего? — уставился на него Луцык.
— Суперсила. Джей может издавать пронзительный высокочастотный крик, который оглушает и дезориентирует противника.
— Звучит как описание способностей бруксы из «Ведьмака».
— Все-то ты помнишь! Это из «Ведьмак вики».
— У нас что, появился Интернет?
— Не-а, я по памяти.
Луцык мотнул головой, словно теленок, пытающийся увернуться от назойливых слепней.
— Тебе плохо? — спросила Джей.
— Так… легкое недомогание. Слушай, а что за чушь сказал сейчас Кабан?
— Это не чушь! — хором возразили они.
— Тогда с этого места поподробнее.
Она потрепала свои волосы и сделала серьезное лицо:
— Я могу издавать пронзительный…
— Это я уже слышал. Дальше.
— Пока ты был в отключке, мы тут пришли к выводу, что я и Остап обрели суперсилы. Он научился всяким там приемчикам, а я теперь могу страшно орать.
— Но как⁈
— Без понятия. Остап раньше не занимался боевыми искусствами, а я никогда не распугивала своим голосом стаю хищных тушканов. А теперь мы это умеем. Так что вывод один…
— Суперсилы вы получили от наших похитителей, — закончил он фразу.
— Получается, так.
— Выходит, и у нас троих, у меня, Кабана и Гюрзы, они тоже должны появиться.
— Наверное, — неуверенно сказала Джей.
Луцык посмотрел на свои ладони, ощупал руками тело:
— А я что-то ничего не чувствую. Кабан, а как у тебя? Можешь летать или метать молнии из глаз?
— Нет. Но жрать хочу безумно. Может, это моя суперсила?
— Тогда я тоже наделен этим даром. А как с Гюрзой?
— А может, умение раздражать всех — это тоже суперсила…
Остап отделался несколькими неглубокими ранами и изорванным в клочья комбинезоном. Но страху, конечно, натерпелся… Лицо его было бледным, как мел, руки и ноги подрагивали.
— Ну как ты, Владимир Даниилович? — поинтересовался Луцык.
— Я — Остап, — буркнул тот, проигнорировав вопрос.
— Рад, что ты снова в строю, дружище! А на повестке дня