Луцык и Левша, не сговариваясь, сочли за лучшее задать драпака. Только пятки сверкали.
Один рванул куда-то влево, другой — куда-то вправо. Ящер погнался за Луцыком.
Пока он бежал, перед мысленным взором пронеслась, как и положено в таких ситуациях, вся жизнь.
Эта ретроспектива оказалась той еще нудятиной.
Похлеще, чем вечер фильмов Андрея Тарковского, на который Луцыка как-то затащила одна его знакомая. Там показывали четыре фильма подряд: «Андрей Рублев», «Сталкер», «Солярис» и еще какой-то. Первая картина была еще терпима, а вот дальше пошла такая муть и такой псевдоинтеллектуализм, что клонило в сон. Особенно выбесила сцена в «Сталкере», где герои целую вечность молча ехали на дрезине.
И вот сейчас он сравнил свою жизнь с этой поездкой. Монотонной, серой, скучной… Единственным светлым пятном был тот период, когда они играли в «Изгоях».
Ну еще была семья. Жена, дочка. Правда, там со светлыми моментами наблюдалась напряженка. Разве что в конфетно-букетный период да в первый год их совместной жизни. Супруги, как это принято формулировать, не сошлись характерами. Она была чересчур энергичной, а он жаждал покоя. «Любовная лодка разбилась о быт», — написал когда-то любимый поэт Джей. Что ж, такое бывает. И весьма часто. Луцык думал, что рождение дочери что-то изменит, но нет… Отец из него вышел никудышный.
Но после попадания на Карфаген жизнь его в корне изменилась. Несколько дней, проведенных на этой планете, оказались богаче и насыщенней всех прожитых им лет. И сейчас все закончится. Совсем скоро ящер настигнет беглеца и прекратит его физическое существование. Как грустно…
В этот момент сзади зашуршало, и на спину Луцыку навалилось что-то грузное и тяжелое, что пригнуло к земле. Он ощутил острую боль в плече, кровь заструилась по одежде. В глазах помутнело, и он потерял создание.
03. Дарьяна-городок
Луцык медленно открыл глаза и увидел ползающую по потолку муху. Она была зеленой и жирной.
Вспомнилось, как один дружбан говорил ему, что на муху особенно хорошо клюет щука. Сам-то писатель любителем рыбалки себя назвать ну никак не мог. Всего три раза ездил за компанию поудить карасиков да плотвичек.
Первую поездку помнил слабо. Накидался уже в машине, а потом два дня валялся в палатке, спасаясь от назойливых комаров и кровожадных слепней. Выползал на свет божий только для того, чтобы пожрать или справить нужду. Ну и пропустить чарку, конечно. Как же без этого?
Вторая поездка прошла лучше. Сперва Луцык вообще воздерживалась от спиртного, но потом все пошло по стопам кинофильма «Особенности национальной рыбалки». В Финляндию горе-рыбаки не уплыли, но напились знатно. Как-то раз чуть не утонули на лодке. Когда они возвращались домой, спустило колесо, а запаски в багажнике не оказалось. Пришлось три часа куковать на трассе, ожидая помощи.
А вот другой выезд запомнился больше. Тогда он пил умеренно и даже поймал какого-то пескарика, которого благородно скормил прибившейся к компании кошке. Луцыку запала в память уха, ее по негласному закону варили в той же воде, где обитала рыба. Туда обязательно нужно добавить некоторое количество водки и зачем-то опустить тлеющую головешку из костра. Опасения, что уха выйдет невкусной и, как минимум, будет пахнуть тиной, не оправдались — супец получился вкусным и нажористым. Впрочем, называть уху супом у рыбаков не принято. За такое можно и по сусалам отхватить.
«Эх, сейчас бы ушицы», — вздохнул он, и в животе тут же заурчало.
Скосив глаза, Луцык увидел на плече повязку из грубой ткани. Осторожно коснулся ее пальцами, но боли не ощутил. Хотя точно помнил, как что-то цапнуло его за это место. Что-то… Кто-то! Это был ящер, будь он трижды проклят. Под содранной повязкой обнаружилась тонкая розовая полоска затянувшейся раны.
— Чудны твои дела, Господи! — произнес он и приподнялся.
Чувствовал себя Луцык превосходно. По идее, рана должна была оказаться глубокой. Потребовалось бы несколько месяцев, чтобы она затянулась… Неужели он так долго находился в отключке?
Луцык огляделся по сторонам. Раздетый, он лежал на длинном топчане, укрытый теплым пледом. Под головой подушка. Ложе располагалось в просторной, чистой комнате с окном, в которое бил солнечный свет. Рядом с топчаном стоял глиняный кувшин с водой и кружка в форме тыквы. Луцык тут же утолил жажду.
— Где же мои шмотки? — почесывая затылок, пробормотал он.
Так как в комнате никого не было, откинул плед и принялся искать свою одежду. Комбинезона и ботинок не обнаружил, зато заметил на краю кровати аккуратно сложенную тунику из сероватой ткани и разноцветный кушак. Облачившись, он сразу же вообразил себя древним римлянином. На ум пришла цитата из пьесы Шекспира «Антоний и Клеопатра» и Луцык не удержался от соблазна продекламировать, приняв пафосную позу и артистично прикрыв глаза:
— Пусть будет Рим размыт волнами Тибра!
Пусть рухнет свод воздвигнутой державы!
Мой дом отныне здесь. Все царства — прах.
Земля — навоз; равно дает он пищу
Скотам и людям. Но величье жизни — в любви.
— Браво! Браво! — раздался женский голос.
Он принадлежал стройной блондинке в тунике и с венком из полевых цветов на лбу. В одной руке девушка держала его ботинки, а в другой — тарелку с картофелем и ломтем белого хлеба.
— Любишь Шекспира? — поинтересовалась вошедшая.
— Не то чтобы… Читал кое-что.
— И даже выучил реплику Марка Антония?
— У меня хорошая память.
Луцык внимательно рассмотрел ее. На вид около тридцати. Симпатичная. Среднего роста, прямой нос, в зеленых глазах хитринка, а на подбородке ямочка.
Блондинка протянула ему ботинки, из которых торчали свернутые в трубочку белоснежные портянки. Обувка сверкала чистотой и была снабжена новыми шнурками.
— Однако, — хмыкнул он.
— «Однако»? Вот противное словцо.
«Однако» — смерть хорошему вступленью.
«Однако» — тот тюремщик, что выводит преступника на волю, — произнесла в ответ девушка.
Теперь настала очередь Луцыка воскликнуть «Браво!»
Спасенный от ящера находился в Дарьяне. В том самом поселении, которое председатель Лаптев назвал «гнездом язычников». Дом, где он очнулся, принадлежал той самой блондинке. Ее звали Тигги, у нее было трое несовершеннолетних детей. Два мальчика и девочка. И, что самое обидное, — муж. Рослый мужик с орлиным носом и печальными глазами бассета, как у Жана Рено.
Тигги рассказала, что Луцыка привезли в тяжелом стоянии с разодранным плечом и большой потерей крови.
— А сколько я уже здесь?
— Тебя вчера привезли.
— Секундочку, но ты же сама сказала, что у меня было серьезное ранение…