[12] Линг — от латинского lingua» (язык, народ).
Спрак — от шведского и норвежского språk (язык).
[13] Малефик — проклинатель.
[14] Для сравнения, вот описание завтрака в Смольном Институте в Петербурге: «В завтрак нам давали маленький, тоненький ломтик черного хлеба, чуть-чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром, — этот крошечный бутерброд составлял первое кушанье. Иногда вместо зеленого сыра на хлебе лежал тонкий, как почтовый листик, кусок мяса, а на второе мы получали крошечную порцию молочной каши или макарон. Вот и весь завтрак… Утром и вечером полагалась одна кружка чаю и половина французской булки».
[15] Фертильность (лат. fertilis — «плодородный, плодовитый») — способность половозрелого организма производить жизнеспособное потомство.
Глава 2
В субботу, буквально за полчаса до того, как ученицам старших классов разрешили выход в город, Катю вызвала к себе директриса. Кабинет Анны Федоровны Хотович располагался на третьем этаже главного здания, и Катя в нем еще ни разу не была. Не представилось как-то случая и причины, тем более, странным выглядело это неожиданное приглашение. Не в будний день, а в выходной, и к тому же посередине учебного года. Зачем могла понадобиться директрисе скромная девушка-сирота, даже не стоило гадать. Повод был неизвестен и абсолютно непредсказуем, что, вообще-то, любую другую девушку могло довести до нервного срыва и истерики. Но Катю и раньше-то трудно было выбить из клеи, — сироты быстро учатся держать удар, — а теперь она стала и вовсе непробиваемой. Другое дело любопытство. Оно, разумеется, не порок, но девиз любой правильной девушки — «хочу все знать», и это не о науках, если кто не понял, а, вообще, обо всем.
В кабинете Анна Федоровна была не одна. В гостевом кресле, поставленном перед ее рабочим столом, сидел немолодой представительный мужчина. Темный костюм-тройка, белая сорочка и шелковый галстук прилагались. В комплекте так же шли лакированные туфли, очки в тонкой золотой оправе и трость с серебряным набалдашником. На вид мужчине было лет пятьдесят, но это не точно, потому что, если он маг, могло быть и семьдесят.
«Адвокат? — спросила она себя, но ей, вроде бы, не от кого было ждать завещания. — Нежданный родственник? Это вряд ли. Значит, или женишок, или работодатель…»
Седьмой и восьмой классы были необязательными, так что совершеннолетнюю ученицу вполне могли сосватать или пригласить на службу.
— Здравствуйте, Анна Федоровна! — поздоровалась Катя и тут же стала предметом пристального внимания мужчины.
«Значит, все-таки свататься приехал! Вишь, как вылупился сука! Внешность оценивает…»
— Здравствуйте, госпожа Брянчанинова! — кивнула директриса. — Проходите!
Катя вошла и остановилась посередине кабинета. Повисло молчание. Мужчина откровенно рассматривал ее, — без сексуального подтекста, как кажется, но с видимым интересом, — однако своего отношения к увиденному никак не выражал. Смотрел и молчал. Директриса явно ожидала его реакции. Катя ожидала продолжения.
— Да, — кивнул наконец мужчина и встал из кресла. — Пожалуй, это то, что нам нужно. Разрешите представиться, госпожа Брянчанинова. Меня зовут Савелий Фомич Лозьев.
— Очень приятно, — сделала Катя неглубокий книксен.
— Не могли бы вы, Екатерина Дмитриевна, уделить мне минут пятнадцать вашего драгоценного времени?
«Витиевато! Небось, гадость какую-нибудь предложит».
— Анна Федоровна? — посмотрела она на директрису.
— Да, да, — подтвердила та. — Идите, Катенька! Послушайте господина Лозьева. У него есть для вас весьма интересное предложение.
«Послушать? Почему бы, нет? За спрос денег не берут!»
— Что ж, я к вашим услугам, — повернулась Катя к мужчине, и только произнеся эту фразу и увидев странную реакцию господина Лозьева, она задумалась о том, говорят ли, вообще, женщины так, как сказала она сейчас?
Но слово не воробей, вылетело — не поймаешь.
«Плевать!» — решила Катя, направляясь вслед за мужчиной в смежную с кабинетом директрисы комнату для совещаний.
Размеры не позволяли назвать ее залом, но помещение явно предназначалось для обсуждений, совещаний или чего-нибудь в этом роде. Главное, что эта просторная комната с длинным столом посередине была соединена с кабинетом директрисы стеклянной дверью, так что, с одной стороны, Анна Федоровна ничего из того, что будет сказано в приватной беседе, попросту не услышит, а, с другой — Катя все время будет у нее на виду. И значит, не случится никакой компрометации.
«Неплохая идея. Итак?»
— Прошу вас! — господин Лозьев дождался, пока Катя сядет на выдвинутый им стул, а затем, обогнув стол, сел напротив нее. Таким образом стол теперь их разделял, но позволял при этом говорить тет-а-тет, глядя друг другу в глаза.
— Прежде всего, — сказал мужчина, — я просил бы вас подписать эту бумагу.
Лозьев достал из внутреннего кармана своего пиджака некий сложенный вчетверо документ и выложил его на стол перед Катей.
— Что это? — Она взяла бумагу в руки и начала неторопливо разворачивать.
— Это соглашение о неразглашении, — пояснил мужчина.
Что ж, так все и обстояло. Соглашение было сформулировано просто и ясно, не позволяя двойного толкования. Все, что будет сказано в предстоящем разговоре не подлежит разглашению. И чтобы никто не сомневался в серьезности намерений сторон, внизу мелким шрифтом был воспроизведен тот параграф закона о конфиденциальности, согласно которому, начни она вдруг трепаться, получит три года тюрьмы.
«А оно мне надо?» — спросила себя Катя, но тут же решила, что да, надо, наверное, потому что уж очень похоже на случай, которым будет жаль не воспользоваться. Судя по всему, ее ожидало непростое предложение, но именно такого рода оферты[1] могут оказаться тем самым золотым шансом, о котором она все время думала.
— Хорошо. — Взяв со стола ручку, Катя поставила под документом свою подпись и подвинула бумагу Лозьеву. — Слушаю вас, Савелий Фомич.
— Заранее прошу меня извинить, Екатерина Дмитриевна, — заговорил мужчина, — но мне придется коснуться в нашей беседе некоторых, скажем так, деликатных вопросов интимного характера. Однако без этого я, увы, не смогу объяснить вам суть того предложения, которое я намереваюсь вам сделать.
«Кому-то понадобилась моя целка?»
— Продолжайте! — разрешила Катя, решившая, что пусть сначала расскажет, что именно хотят с нее получить, а отказаться от какого-нибудь совсем уж унизительного предложения она всегда успеет.
— Скажите, Екатерина Дмитриевна, вам известно, что некоторые мужчины не испытывают влечения к женщинам?
— Импотент или содомит? — не дрогнув ни лицом, ни голосом, уточнила Катя не бесполезный в ее случае момент.
— Педераст[2], - внес поправку собеседник.
«Да уж, хрен редьки не слаще!»
— Знатный молодой мужчина, — продолжил между тем Лозьев, — занимающий видное общественное положение и, в связи с этим вынужденный жениться. Человек этот нуждается в