— Эдик?!
— Привет.
— Ты чего здесь? Первый час! И где дети?!
— Дети дома, не пыли. Дашь пройти?
Хороший вопрос. Ведь если подумать, мне совершенно не хочется этого делать. Мой дом пропитан другим мужчиной и воспоминаниями о времени, проведенном с ним. Мне так не хочется впускать в него свое прошлое, но… Куда его денешь, правда?
— Да. Конечно.
Моисеев снимает куртку и настороженно оглядывается. Может, запах почуял? Я не удивлюсь. Впрочем, врываясь ко мне посреди ночи, он, наверное, должен был понимать, что я могу быть не одна, правильно?
— Так что у тебя случилось?
— Это правда, что ты пригрела какого-то малолетку?
— Ты приехал, чтобы задать этот вопрос? — вскидываю брови. На самом деле я была готова к тому, что рано или поздно сыновья сдадут отцу мои отношения с Даней. Так что даже смешно, что это случилось, когда мы расстались.
— Я приехал тебя образумить. Юля… Ну, ты же, блин, не можешь не понимать, как это смешно!
Та-а-ак. А вот это уже интересно.
— Что именно?
— Эти твои отношения с мальчиком вдвое младше. Ну, зачем? Что ты хочешь мне доказать?
— Тебе? — я чуть не роняю чайник, который схватила, забыв, что Наум взял на себя труд тот наполнить. Хорошо, что у нас так и не дошло до чая. Не хотела бы я, чтобы эти двое встретились.
— А зачем тебе еще этот ребенок?
— Ну-у-у… Тебе все как есть рассказать? Смотри, сам напросился. Во-первых, Эдь, он охрененно трахается. Во-вторых, может это делать практически безостановочно, прикинь? В-третьих…
— Хватит! — зло стискивает зубы бывший. — Избавь меня от грязных подробностей.
— Ты сам спросил — я ответила. Правильно ли я понимаю, твой интерес удовлетворен? — киваю на выход. — Мне завтра рано вставать…
— Я тебя не узнаю. Скажи, тебе что, совсем не стыдно?
— Нет.
— Очень жаль! Потому что я глаз не могу поднять. Чтобы ты понимала, я о твоих… с позволения сказать, отношениях узнал от матери! Пацаны случайно проговорились двоюродным, те — родителям, Ленка, конечно же, рассказала маме…
— Ох ты боже мой. Какая трагедия. Бывшая жена устроила личную жизнь!
— Да что ты там устроила?! Смешно! Думаешь, ты нужна этому малолетке? Да он просто разводит тебя на бабки, как ты не понимаешь?! Теперь понятно, почему ты не платишь на детей алименты! Все на любовника спускаешь, да? Мозги в трусы вытекли?
— Стоп! Погоди… — мне так смешно, что даже не получается рассердиться. — Какие, мать твою, алименты?
— Такие, Юля. Дети живут со мной.
— И? Тебе предоставить чеки, сколько я на них трачу? Да у меня три тыщи баксов ушло лишь на то, чтобы обновить парням амуницию. А сколько стоил наш отдых и все остальное, тебе рассказать, Эдь? Нет, ну если ты их прокормить не в силах, то, конечно…
— Разве я жаловался, что не могу?!
— Не знаю. Я вообще не пойму, что ты несешь. Такое чувство, что тебя подменили! Ведешь себя как дебил.
— Давай без оскорблений!
— Давай, — покладисто соглашаюсь я. — Только знаешь что? Не тебе меня упрекать наличием содержанки, когда твоя собственная хвастается подарками на весь гребаный интернет.
— Господи, ты еще и следишь за ней!
На лице бывшего появляется неприкрытое самодовольство. Нет, неужели он правда верит, что я убиваюсь по нему до сих пор? Серьезно? Как можно прожить пятнадцать лет с женщиной и настолько ее не знать?!
— Да больно надо, Эдь. Это твоя жизнь — я в нее не лезу. Вот и ты в мою не лезь. Ни тебя, ни тем более твою родню не касается, как я живу и с кем.
— Я тебе добра хочу!
— Добрыми намерениями вымощена дорога в ад. Езжай домой, мне неспокойно, когда сыновья одни.
— Хорошо ты устроилась, Моисеева.
Это я комментировать не берусь, иначе он никогда не уйдет. Делаю себе пометку еще раз поговорить с мальчиками. Надо их забирать. Это не дело. Я даже не удивлюсь, если свекровь попытается их настраивать против меня.
Четвертый за эту бесконечную ночь звонок домофона раздается, когда Эдик уже стоит одной ногой на пороге.
— Ну, пока? — подталкиваю его взглядом к выходу.
— Боишься, что малолетка устроит тебе сцену ревности?
— Что за херню ты несешь? — закатываю глаза, уверенная в том, что кто-то просто ошибся номером. Но тут лифт, что гудел этажами ниже, вдруг останавливается… на моем этаже, и из кабины появляется сначала огромный букет цветов, и только потом — принесший его курьер.
— Сто восьмая?
— Да, — бесстрастно киваю я.
— Юлия?
— Все верно.
— Тогда это вам.
Пока я пытаюсь как-то перехватить громадный шар пыльно-розовых хризантем, Моисеев протискивается мимо к приглашающе распахнутым дверям лифта. Улыбаясь, зарываюсь лицом в цветы. Не самые мои любимые, признаться, но конкретно этот букет и впрямь красив… Как зефирка. И, кажется, я догадываюсь, кто это так расщедрился. Но боясь ошибиться, тяну с тем, чтобы заглянуть в приложенный к букету конверт.
Наши с Эдиком взгляды встречаются до того, как двери лифта успевают захлопнуться. С удивлением понимаю, что успела напрочь о нем забыть. Видимо, наша истерия с Моисеевым и впрямь закончилась. Может, и он когда-нибудь это поймет? А то как-то глупо получается — он заварил такую кашу, а что с ней делать дальше — не знает.
Возвращаюсь в квартиру. Осторожно пристраиваю букет на комоде. И, наконец, достаю карточку.
«Наум» написано от руки. Конечно, открытку по его поручению для меня мог подписать кто угодно, но я сердцем чувствую, что Наумов заморочился лично, и это… Это кошмар что такое! Закрываю ладошкой род, чтобы не засмеяться, как глупенькая девчонка, на которую в первый раз обратил внимание тот самый мальчик.
Глава 24
— Ну, наконец-то! — бурчит Наумов, затаскивая меня в свою берлогу. — Думал, ты не решишься.
Нет, ну если он не считает нужным здороваться, то кто я такая, чтобы его учить этикетам?
— На что не решусь?
— Приехать!
С удивлением опускаю взгляд на пальцы олигарха, расстегивающие мое пальто. Я как бы не ребенок, и сама бы могла справиться с застежкой, но он почему-то решил помочь, а мне увиделось в этом что-то ужасно трогательное.
— Ты же сам меня пригласил, — откашлявшись, замечаю я.
— Да, но… Была мысль, что ты это как-то неправильно расценишь и сольешься. Рад, что этого не случилось, потому что у меня реально нет сил таскаться по всяким сомнительным харчевням в попытке окучить понравившуюся девушку.
— Ну, за «девушку» я на многое закрою глаза, — смеюсь, сбрасывая в