— Еще бы! В светских каналах только и разговоров о том, что случилось!
— Да? У меня не было времени почитать. Может, перейдем к делу?
— Дела подождут, да, пап? — возмущается Стаська. — Лучше скажи, как ты?
Бросаю нервный взгляд на помалкивающего Наумова. Нет, эмоции Стаськи понятны — не каждый день происходит нападение на салон в центре столицы, но… Он-то чего молчит?
— Меня не было на работе, когда это случилось. Пришлось везти детей на хоккей, потому что их папа не смог, и отменять запись.
— Ужас! Как думаешь, кто это мог быть?
— Откуда мне знать? Думаю, вот, может, кому-то так сильно не понравился мой макияж?
— Нет, она еще и смеется!
— Ну, а что мне — плакать, Стась? Никто не пострадал. Да и имущество, считай, все цело. Вот если бы начался пожар…
Меня передергивает. Выдержка дает трещину, что неудивительно. Я до сих пор не могу осознать случившееся. Кто это мог быть? У меня нет ни единой догадки! Врагов у меня нет. А конкуренты… Ну, не знаю. Мне сложно представить, что кто-то из них мог бы решиться на что-то подобное.
— Вопрос Стаси не праздный, — в мои мысли врывается глубокий и резкий мужской голос. — Вкладываясь в ваш бизнес, я должен понимать риски.
— Папа! Сейчас это не главное, — возмущается Стася. А я… Я почему-то не могу к ней повернуться, потому что для этого мне придется отвести взгляд от ее отца.
— Я понимаю ваши опасения, — замечаю сипло. — Но, боюсь, я скажу вам то же самое, что и следователю — у меня нет врагов. Скорее всего, имело место банальное хулиганство.
— А ваш бывший муж?
— А что он?
— Вы исключаете, что он мог бы…
— Абсолютно, — фыркаю. — Мы адекватные цивилизованные люди.
— Именно поэтому он пытается отобрать ваших сыновей?
Какого черта? Что он себе позволяет?! Стася ахает, видно, задаваясь тем же вопросом, что и я. Нет, ну а что я думала? Нетрудно догадаться, что СБ Наумова соберет на меня целое досье. Как же неприятно.
— Прости, Юль.
— Стась, перестань, ну? Это же бизнес. Я все понимаю… — на секунду опускаю взгляд на острые носы туфель и снова возвращаюсь к Наумову: — Сыновей у меня не отбирали. Это их сознательный выбор. Если это возможно, я бы хотела перейти непосредственно к делу.
— Так переходите, — пожимает медвежьими плечами Наумов. Ну и осанка у него, конечно.
— Может быть, дождемся остальных?
— А кто вам еще нужен?
Он давит взглядом. Но я свой не отвожу. Просто потому что понимаю — терять мне уже абсолютно нечего. Все потеряно до… Для меня становится делом чести выжать из своего выступления максимум. Пусть это не приведет нас к желаемому результату, мне важно знать, что я сделала все, что могла, и выложилась по полной.
Переглядываемся со сникшей Стаськой.
— Ну, тогда, пап, я начну, а Юля подхватит.
Наумов кивает и откидывается в кресле, с интересом наблюдая за дочерью, тогда как я сама неотрывно слежу за ним. И чем дольше я на это смотрю, тем спокойнее мне становится. Ну чего я на него взъелась? Что придумала? Нормальный мужик, дочку вон как любит! Смотрит на нее — и такая гордость в глазах, что я, как мать, невольно ей проникаюсь. Возникает даже чувство некоего единения. Будто я его хорошо знаю — настолько мне самой знакомы и близки эти чувства. Окончательно успокоившись, то тут, то там вставляю какие-то реплики, а когда Стаська заканчивает свой блок, влегкую подхватываю оставшуюся часть презентации. Меня Наумов слушает с не меньшим интересом. Возможно, потому что для него нова тема бьюти. Графики, слайды, маркетинговые исследования, работа с холодной аудиторией… Это то, на чем я съела собаку. Я знаю, что хороша. А что думает он — мне пофиг. Закончив, расслабленно улыбаюсь и походкой от бедра возвращаюсь в свое кресло. И вот тут начинается то, чего я не ожидала. Наумов подключается, и начинается просто перекрестный допрос. Нет, мы готовились, и почти на каждый его уточняющий вопрос у нас находятся исчерпывающие ответы. Просто… Я не понимаю, как человек, не сделавший для себя ни единой пометки за время нашего питчинга, вот так сходу уловил суть, не упустив ни одной мелочи.
— Рот закрой, — шепчет Стаська, когда Наумов дает нам передышку, отвлекшись на какой-то важный звонок.
— А-а-а?
Стаська смеется:
— Говорю, у тебя челюсть упала. Подбери.
— Я в шоке.
— Понимаю. Это впечатляет, да?
Не то слово, блин. Я действительно жутко взбудоражена. Поймите меня правильно, я видела много успешных людей, в том числе в работе, но это какой-то совершенно новый, запредельный уровень эффективности.
— Теперь я понимаю, в кого ты такая умница.
— Папа говорит, что как раз в химии он полный ноль. — Смеется.
— Ты сама-то в это веришь? — занудствую я.
— Не очень.
— Эх… Не знаю, радоваться мне или печалиться о том, что ничего не получится.
— Это еще почему?
— Стаська, будем честны, не захочет твой отец со мной иметь дела. Но ты не думай, я не против, чтобы ты использовала мои идеи…
— Вот еще! Что за бред?!
— Извините, что заставил ждать, — не давая разгореться нашему спору, Наумов возвращается в кабинет. — В целом для меня все очевидно, — косится он на часы. — Можете начинать работу. Я в деле. Но прежде… Кто у вас судья? Гончаренко?
Верите, я сходу вообще не врубаюсь, о чем он. Какая судья? У меня? Ну не про развод же он… Или…
— Это важно? — лепечу, подхватывая сумочку, потому что всем своим видом Наумов показывает, что мы и так слишком злоупотребили его драгоценным временем. В пересчете на твердую единицу валюты я даже боюсь представить, сколько мы ему задолжали за эти… полчаса?
— Вам надо развестись, прежде чем учреждать компанию.
— Да, конечно, я понимаю. Нам, наверное, дадут время на примирение и…
— И как? Вы собираетесь? — интересуется олигарх, сгребая со стола разбросанные бумаги. Наблюдая за ним, я совершенно не поспеваю за сменой тем.
— Что собираюсь? — сглатываю.
— Мириться?
— Нет! — от возмущения у меня срывается голос.
— Тогда я подумаю, как ускорить процесс, — огорошивает меня отец Стаськи. И, видно, этим финалит наш разговор, переключаясь на дела семейные: — Стась, тебя в пятницу ждать?
— Конечно.
В памяти совершенно не откладывается наше прощание. Только его удаляющаяся спина, закрывшая собой свет.
— Ну, ты как?
— Если бы я не завязала с синькой, накатила