Мамочка! Откуда она появилась? Ей же еще больше недели отдыхать? Мама опережает мой вопрос:
– Вернулась, не смогла больше сидеть в этой самой Турции. Прости меня, Полинка. Что-то так тревожно стало за тебя, и не понравилось мне там, не обижайся. Полдня добиралась до этих ваших Озерков, а тут уж и пешком недалеко… Господи, да ты плачешь! Чувствовало мое сердце!
Я рассказываю маме обо всем. Слезы мои прошли, я успокоилась. И чего плакала? У нас, в Новосибирске, лучше: все своё, родное и привычное.
Мы с мамой идем вдоль берега. Я хочу в последний раз посмотреть на озеро. Завтра мы уезжаем домой, в Новосибирск, заказали билеты. Я так соскучилась по своему уголку за шкафом с фотографиями любимых артистов. Мама заклеили заднюю стенку шкафа обоями, а я устроила поверх них целую галерею вырезок из журналов. О, идея! Надо купить фотообои с озером, будет ощущение простора. Скоро начнутся занятия в моей школе. Мой новый класс ждет меня, до занятий осталась неделя, а еще никого не нашли на это место. Завуч обрадовалась, когда я позвонила ей, что приеду. Она взахлеб пела мне дифирамбы, а мне было приятно слышать, какая я работящая, умная и талантливая, как педагог. Надо же, а я думала, она меня терпеть не может.
– Мамочка, ты мне так и не рассказала о Луиджи. Он что, тебе совсем не понравился?
– Почему, понравился. Он такой интересный, много читал, много видел, много знает. В свои пятьдесят пять отлично сохранился, играет в теннис, делает пробежки. Но ты знаешь, зашли мы с ним в кафе, а у них каждый платит за себя.
– Ну и что? У них так принято. У тебя что, денег с собой не было?
– Были, конечно. Ты же меня, как королеву, за границу отправила. Отродясь я столько денег в руках не держала. Но неприятно. И еще были кое-какие мелочи. Но я тебе потом все подробно расскажу, сейчас настроение не то.
– Как хочешь, потом, так потом. А разговаривали вы как, на английском?
– Нет. Я попыталась и поняла, что мой разговорный английский оставляет желать лучшего. Но Луиджи хорошо говорит и понимает по-русски. Ничего, к следующему разу я постараюсь не ударить в грязь лицом. Я подучусь, вот Луиджи удивится!
– Что-то я тебя не пойму. Пять минут назад ты говорила, что тебе не понравилось с ним, а сейчас, как понимаю, ты собираешься продолжать Ваши встречи.
– Что ты ко мне придираешься, дочка! Нельзя же так, сразу, не подумав, выходить замуж!
– Он что, тебя замуж звал?
– Звал, но я отказалась, сказала, что подумаю.
– А мне кажется, что ты уже все решила. Зачем иначе тебе учить английский?
– Давай не будем больше обо мне. Больше всего меня беспокоишь ты.
– Мамочка, не расстраивайся. Главное, что мы с тобой вместе. Я выйду замуж за своего Глеба, рожу тебе внука или внучку, и все будет хорошо.
– Ты всегда у меня была оптимисткой. А богато мы с тобой никогда не жили.
Я долго молчу, я не решаюсь просить маму рассказать мне о Лиле. А что если я причиню ей боль? Скоро осень. Уже первые желтые листья слетают с берез.
– Мама, я случайно узнала, что моя настоящая, биологическая мать – твоя сестра Лиля. Ты не подумай, что я иначе буду к тебе относиться. Ты была и будешь моей мамой, самой дорогой и любимой. И я никогда не буду осуждать Лилю, кем бы она ни была.
– Хорошо, дочка. Ты имеешь право знать, как было.
***
«…Однажды я приехала навестить Лилю в интернат, но ее там не оказалось. Мне сказали кратко, что ее перевели, а заведующей сегодня нет. Я была в недоумении. Я не знала, где искать свою сестру? С полной сумкой гостинцев я понуро брела к воротам, когда меня окликнула девочка-подросток.
– Хочешь узнать о Лиле?
– Хочу! А ты знаешь, где она?
– А конфеты мне отдашь?
– Отдам, говори скорее.
– Они с девчонками работают на вокзале.
– Кем работают?
– «Синеглазками»! – с нескрываемой завистью произнесла она.
Этим словом в семидесятые обозначали привокзальных проституток. Я сначала онемела, ноги вдруг ослабли, я прислонилась к забору. «Лиля, сестренка! Как же так? Не уберегла я тебя, не защитила! Нет, я тебя спасу, вытащу оттуда!»
– На каком вокзале?
– На Казанском. А живут в бытовке.
– Спасибо, что сказала.
– А конфеты?
…Лилю я искала несколько дней. Я бродила по задворкам вокзала, приходила на вокзал ближе к ночи, вглядывалась в яркие лица девушек, стоящих у дороги. Я показывала девушкам фотографию Лили. Однажды ко мне подошел здоровый парень, от него несло перегаром.
– Что ты вынюхиваешь? Убирайся, пока цела. А то смотри, мы и тебе найдем работу.
– Я вас умоляю, скажите, где моя сестра. У меня никого больше нет на свете, только она. Мы круглые сироты.
– Твоя сестра умерла для тебя.
– Я заплачу, скажите мне, где она.
– Денег у тебя не хватит заплатить мне. Уходи!
Я повернулась и пошла прочь. Слезы застилали глаза, я шла, не разбирая дороги.
– Эй, ты, подожди. – Парень махал мне рукой. – Возможно, твоя сестра работает в «Элоизе». Мы поставляем туда самых клевых девочек, ширпотреб пашет здесь, на улице. А сестра у тебя – девочка, что надо. Попробуй поискать ее в «Элоизе».
– В «Элоизе»?
– Массажный салон на Парковой. Только будь осторожна, и не расколись, что я тебя туда послал. Не то Роман и тебя и меня прибьет.
– Роман?
– Сутенер. Он здесь всем заправляет, берегись его, зверь, а не человек.
Лиля, моя бедная Лиля! Зачем она выросла такой красавицей? Не зря говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой». Мы горько плакали с ней, обнявшись на холодной скамейке в сквере. В воздухе кружили первые снежинки, наполняя мой мир тоской и безысходностью. Лиля меня утешала, как могла: «Я же не на улице работаю, а в тепле. Меня сейчас один крутой мужик нанял, я с ним и больше ни с кем. Он меня не обижает, и даже подарил сережки, цепочку, колечко. Побил разик, но так всего раз. Мне все девчонки наши завидуют. Они считают, что мне повезло».
Я убеждала Лилю пойти в милицию. Они помогут вырваться ей из