***
Дом встретил меня темными окнами. «Неужели все улеглись? А, может, еще и двери затворили?» Дверь из сада в гостиную была открыта. Я шла по опустевшему дому. Тишина, будто и не живет здесь никто. Какая-то тряпка попала мне под ноги. Я включила свет. Розовое платье Марианны жалким комочком лежало на полу. Я подняла платье. «Интересно, как они крепили его к шторке» Я подошла к окну и отодвинула штору. На ручке окна висел маленький крючок. «Даже не убрали. Конечно, он мог им еще пригодиться. Они считали, что я из страха никогда не подойду к этому месту. Как же я устала!»
Я слышу тяжелые шаги. Еще одно привидение? Это – не ново. Могли бы придумать что-нибудь оригинальное. Леонид Иннокентьевич? Адвокат отца. Что-то случилось с отцом? У меня вдруг сжалось сердце.
– Добрый вечер, Полиночка! Извините, что так поздно. Только что прилетел из Тель-Авива. Вы встревожены. Нет, нет, с папой все в порядке. Он в клинике, сам приехать не смог, прислал бумаги на подпись.
– Что за бумаги?
– Ничего особенного. Перевод денег с одного счета на другой. Надо оплатить лечение Вашего отца.
– Хорошо, я подпишу. Вы ужинать будете?
– Нет, я тороплюсь. Дела неотложные.
Ну, и слава Богу! Я даже не помню, как заснула.
Утром я долго валяюсь на кровати, такое со мной бывает только во время болезни. Солнце призывно светит в мое окно: «Вставай, соня!» – кричат мне яркие солнечные зайчики на полу. Ладно, хватит валяться, я уже «переболела». С привидением я разобралась, теперь на очереди – Гарри. Надо как можно быстрее сказать ему, что я отказываюсь от свадьбы, от дома и от всего остального. Отобрать у меня наследство никто не может, но добровольно отдать его мне никто не помешает. Я спускаю босые ноги на теплый пол. Скорее бы приехала мама! Мы уедем с ней в Новосибирск, в свою однокомнатную квартирку, и все будет по-старому. Я забуду эти дни, как дурной сон. В доме все вымерло. Нет ни хозяев, ни прислуги. Только в кухне нахожу Нину Валентиновну.
– Завтракать будете, Полина Александровна? Вам в гостиную подавать или в столовую?
– А где все?
– Наталья Валерьевна с детьми в город уехали, встали ни свет, ни заря, и отбыли, даже завтракать отказались.
– На нашей машине поехали?
– Нет, на машине Виктора Алексеевича. Горничная тоже уехала, с вещами. Мне ничего не сказала, но Вы в курсе, раз сами ее отпустили.
– Да, конечно, я в курсе. После завтрака я поеду к Сломинским.
– Я сейчас скажу Мише, чтобы машину подавал, а Вы кушайте, кушайте, пока горяченькое. Специально для Вас блинчики с ягодами приготовила, как Вы любите.
После завтрака я тщательно одеваюсь, последний раз надеваю на палец обручальное кольцо. Может, голос меня подведет, тогда я молча сниму кольцо и отдам Гарри. Сцена получится, как в импортном кино. Ничего, это будет мой последний эпизод в их жизни. Благостную тишину утра разрывает трель телефонного звонка.
– Лев Моисеевич, а я как раз хотела с вами поговорить!
– Нет, это я хочу с Вами поговорить, – тон у него очень резкий, я чувствую, что случилось нечто весьма неприятное.
– Дорогая Полина Александровна! Вы подписывали вчера какие-либо бумаги?
– Да, оплатила лечение отца.
– А Вы читали то, что подписывали? Вы же собирались перечитывать документы перед тем, как поставить свою подпись!
– Я что-то сделала не так?
– Не что-то, а все сделала не так! Ты перевела все, чем владела на отца!
– Но мне сказали…
– Боже мой! Ну и лис, этот Аристархов! Обвел девчонку вокруг пальца! Но и я хорош! Как я мог потерять бдительность! Знал ведь его, как облупленного!
– У меня ничего не осталось?
– Да. Можешь считать, что у тебя ничего нет! Кроме этой долбанной земли.
Я молча перевариваю услышанное. Значит, отец нашел меня только из-за денег, я ему была не нужна тридцать лет, он и не вспомнил бы обо мне, если не несчастный случай с Марианной. Папочка поднапряг мозги и вспомнил, что какая-то проститутка родила ему однажды ребенка. Бедная моя мамочка! Почему она умерла такой молодой? Татьяна посвятила мне всю свою жизнь, она вырастила меня, она была мне матерью. А этот! И как красиво говорил он мне о том, что боится умереть оттого, что на нем остановится его род. Род бандитов! А может быть, и свою болезнь он выдумал? Надо же было ему как-то уговорить меня! А я, как дурочка, поверила ему!
В трубку слышу, как Маргарита Владиславовна истерически кричит: «Не верь ей, они за нашей спиной сговорились! Приласкали змею на груди! Лучше поехать туда прямо сейчас, пока она весь наш дом не обчистила». «Заткнись, Марго! Ну, пусть прихватит что-нибудь на память», – приглушенно отвечает жене Лев Моисеевич. И уже громко в трубку спрашивает:
– С Вами все в порядке?
Со мной, конечно, не все в порядке, но после слов Маргариты Владиславовны я распрямляюсь, как будто они могут меня видеть, и отчеканиваю:
– Я, Полина Александровна Сазонова, взрослый самостоятельный человек, я не нуждаюсь ни в чьих подачках. Моя мама – бедная сирота, вырастила меня, выкормила и выучила, опираясь только на свои силы. У меня есть профессия, любимая работа, я не пропаду. Как я пришла сюда, так и уйду. И не оглянусь. Извините, что не оправдала Ваших ожиданий!
– Полно, деточка, – Лев Моисеевич опять говорит со мной мягко, снисходительно. – Это ты меня прости, что позволил твоему папаше обобрать тебя.
– Как я понимаю, мою помолвку с Гарри следует считать расторгнутой?
– Вероятно, да.
Я сняла с безымянного пальца обручальное кольцо, подаренное мне Гарри.
– Как мне вернуть кольцо? Я бы хотела извиниться перед Гарри лично. И сдать дом из рук в руки законному хозяину.
– Я скажу, чтобы он заехал сегодня же вечером, он привезет нотариуса.
– Зачем?
– Контракт – официальный документ, расторжение лучше тоже оформить законно.
Все-таки он мне не вполне верит. А что делать? Я же – дочь Аристархова, «яблочко от яблони».
– Вот и хорошо. Он сразу и украшения заберет.
– Какие украшения?
– Те, что он мне дарил кроме кольца.
– Кольцо – знак помолвки. А украшения, девочка, подарены тебе лично.
– Но, я думаю, они очень дорогие!
– По сравнению с теми деньгами, что мы планировали на свадьбу, это пустяк. Золота совсем мало, и камни – не первый класс. К тому же их не делали на заказ, а покупали готовые. Так что не беспокойся,