– Умница, так и сделаем! Конечно, места у нас здесь маловато. Дети подрастут, и станет тесно.
– Дети? У нас пока один ребенок.
– Пока один. Я думаю, что мы «купим» ему сестренку.
– Какую сестренку? Когда?
– Не сейчас, а потом, когда ты отдохнешь, и Сашок подрастет.
– Разве что когда подрастет.
– Я мечтаю о большой семье. Ты только не возражай мне сейчас, я понимаю, как ты устаешь. И еще у тебя муж «шляется вечерами».
– Так уж и «шляется», работает! Это, заметь, разные вещи. И что там про большую семью?
– Мне хочется, чтобы у нас было трое детей, или даже больше. Чтобы вся семья собиралась за одним столом.
– Андрей, ты хочешь брать пример со своего отца?
– Почему бы и нет? Чем плохо – считая меня, четверо?
– Заметь, у него дети от разных матерей.
– У моих детей будет одна мать – ты. – Андрей пристально посмотрел в глаза жены. -Кстати, ты говорила, что через восемь недель после родов совсем поправишься. Это уже случилось? Ты теперь полностью здорова?
Марина молча кивнула ему с ласковой улыбкой. Андрей поцеловал ее сначала нежно, а потом – более страстно. Они так и не поговорили вечером о делах. И правильно сделали. Марина всегда придерживалась поговорки: «Утро – вечера мудренее».
Встав в обычное время, как в коттедже, супруги с радостью обнаружили уйму свободного времени для разговоров. Марина начала рассказывать первой. Она достала февральский номер журнал «Кредо».
– Смотри. На эту фотографию попал сват Галины Леонидовны. Обрати внимание, что его фамилия должна быть Косталиди, такая же, как у Максима. Это первое. А второе – это то, что Кривощековы обнаружили у него сходство с Васиным брата Михаилом, убитым тридцать лет назад. Видишь, у свата Галины Леонидовны родинка на левой щеке. Такая же родинка была у Михаила. И он очень похож на их отца, Василия Даниловича Кривощекова. Да и на дядю Васю немного похож, только дядя отпустил усы, а тот без усов. И еще: у Михаила была любовница, возможно, по фамилии Косталиди. Это третье. Но последнее не точно. Ну, как тебе это нравится?
– Совсем не нравится.
– Мне тоже. Я почти уверена, что сват Галины Леонидовны и есть якобы убитый брат Васи – Михаил.
– Ты даешь! Третий, самый убийственный аргумент, неточный?
– Да, но если он подтвердится, тогда сто процентов, что в семьдесят пятом году убили кого- то другого, а не Михаила.
– А что стало с Михаилом?
– Возможно, он потерял память. Это – в лучшем случае. Мы можем только предполагать, что там случилось.
– Марина, неужели ты считаешь, что через тридцать лет можно установить истину?
– Не знаю, но я буду искать, и ты мне поможешь. Дело это семейное, деликатное. Теперь – твоя очередь. Какие новости?
– Павла Викторовича похоронили. Ульяна – молодец, съездила в Клин, познакомилась с его сестрой и все узнала. Я оплатил похороны, добавил денег его сестре на операцию. С этим все устроилось. Но человека не вернешь.
– Сестра не подозревает никого в смерти Павла Викторовича?
– Нет. Она в полном шоке. Она давно в разводе, муж скрылся с глаз, уклонялся от алиментов. Павел Викторович был старше ее на двадцать лет, после смерти родителей постоянно заботился о ней, помогал растить детей. Он в прошлом – чертежник-картограф, потом вахтер в небольших фирмах, последняя – «Кредо». Никаких долгов, угроз, опасных связей. Или он что-то скрывал от сестры.
– А как следствие? Они нашли что-нибудь?
– Федор Афанасьевич молчит. Слава Богу, что перестали всех дергать в типографии, больше не допрашивают.
– Он и не скажет, пока следствие идет. Значит, неприятностей больше не было? Что ты глаза отводишь? Лучше сразу говори, а то я еще хуже подумаю, чем есть. Понимаешь, безвыходных ситуаций в принципе нет, надо только найти выход, который есть всегда. Мы с тобой вместе, мы рядом, и мы найдем этот выход.
Андрей тяжело вздохнул и кратко изложил вчерашние события. Накануне вечером в типографии, когда уже заступила ночная смена, неожиданно сломалась машинка для сваривания плакатов. «Большой строительный фен на тележке», – так описал ее Андрей. В последнее время в типографии все мелкие неполадки с техникой успешно устранял Максимка. Андрей поражался его способностям разобраться в любой «железяке». Максимки на месте не оказалось. В тот момент его, как самого молодого, ночная смена отправила в магазин за продуктами. Дневной смене горячие обеды возили, а ночники сами варили себе пельмени или сосиски. Деньги на еду им выделялись. В отсутствие Максима один из техников, Вова, полез в неисправный агрегат. Произошло замыкание, загорелся разлитый рядом растворитель, и техник сильно обжег руку. Хорошо, что хоть глаза не повредил. Не оказалось на месте огнетушителей. Старые огнетушители увезли накануне, а новые по каким-то причинам задержались на складе. Пожар, в конце концов, благополучно потушили собственными силами. Оборудование, кроме той самой машинки для заваривания, не пострадало. И все бы ничего, но Максимка позже разобрал агрегат. И он утверждает, что замыкание было подстроено специально. Максимка сообщил об этом одному Андрею.
Марина ужаснулась: «Максим, пожар – как в том кошмаре. Только пострадал другой».
– Андрей, кому могло понадобиться устраивать небольшой пожар? Я имею в виду, что для вредительства масштаб мелковат: даже без огнетушителей огонь легко погасили. Может, случайность? А что ты говорил про растворитель? Его что, специально разлили?
– Получается, что так. Им смывают чернила, и, никоим образом, он не должен был оказаться на том месте. Даже, если бы его разлили нечаянно, то в другом зале.
– Андрей, давай расскажем обо всем следователю.
– Какое отношение может иметь пожар к убийству вахтера?
– Типография. Все происходит в типографии. Какие события были у нас еще в типографии в последнее время?
– Никаких событий больше не было. Ну, взяли нового вахтера.
– И что?
– Мне показалось немного странным, что молодой, здоровый по внешнему виду, парень устроился на работу вахтером. Но он сказал, что не совсем здоров и где-то учится, так что ему удобно работать по сменам.
– И наш новый вахтер похож на братьев Богдановых из охраны твоего отца, как третий брат?
– Как ты догадалась?
– Андрей, звони Федору Афанасьевичу. Я не признаю совпадений. Они бывают крайне редко, все остальное – закономерность.
– Далась кому-то наша типография! Таких, как она, – десятки, а то и