Мы виделись с Димой в последний раз, когда он пришел сообщить мне, что уезжает насовсем в Омск к родителям. И ни о какой свадьбе в сложившихся обстоятельствах не может быть и речи. «А ребёнок! У нас же будет ребёнок!» – воскликнула я, глядя в его холодные глаза. Он пожал плечами: «Я думаю, тебе следует избавиться от него».
Перед арестом папа вечером заезжал ко мне. Он был бледным, с мешками под глазами. Я забеспокоилась, стала спрашивать о здоровье. Папа отдал мне большой пакет, попросил надежно спрятать. В дверях он мне сказал, чтобы я вскрыла этот пакет, если с ним что-то случится.
На следующий день папу арестовали. Мы с мамой бегали по разным инстанциям, безуспешно пытались добиться свидания с папой. Папу обвинили в крупной растрате. Он повесился в камере, не дождавшись окончания суда. Его не стало на рассвете, а вечером у мамы случился сердечный приступ. Её не довезли до больницы. Ещё утром в день похорон родителей у меня заболел живот, я напилась обезболивающих таблеток, чтобы держаться на ногах. Я мыла посуду после поминок, когда у меня началось кровотечение, возможно от того, что я сильно утягивала живот в последнее время. В больнице сонный равнодушный врач спросил, хочу ли я попытаться сохранить ребенка? Я ответила: «Нет».
Выйдя из больницы, я вспомнила про пакет, который мне оставил папа на сохранение. Там оказалась внушительная пачка денег, две сберкнижки на предъявителя и письмо. Обливаясь слезами, я читала папино письмо. Казалось, мне его читает голос моего папы.
«Моя дорогая девочка. Прости меня, что испортил тебе жизнь. Я ни в чем не виноват. Меня подставил наш директор, Коржун Игорь Петрович. Эти деньги – тебе. Они честно заработаны. Я копил тебе на подарок к свадьбе. И кое-что я успел продать. Имущество конфискуют, но вам с мамой хватит на первое время. Береги маму. И прости ещё раз».
Я выбежала из дома. Ноги сами понесли меня к дому Коржуна. Я смотрела на ненавистный дом и думала: «Что мне сделать с ними? Убить? Сжечь их дом? Папочка, подскажи мне, пожалуйста! Я сделаю всё, чтобы отомстить твои убийцам».
Я стояла и тупо смотрела на их дом. Эту молодую женщину с ребёнком я заметила сразу, когда подошла к дому. Женщина сидела на лавочке, и, как и я смотрела на этот дом. В старомодном платье с большим пестрым платком на плечах, она явно приехала из какой-то глухой деревни. Вдруг женщина вскочила с лавки и бросилась навстречу к парню, вышедшему из дома. Ба! Да это же Александр Лебедев, сын Коржуна. Александр схватил за руку эту деревенскую клушу и оттащил в кусты. Мне пришлось присесть за кустом, чтобы послушать их разговор. Вот это да! Наш пострел везде успел! И где это он нашел и соблазнил эту кралю? Краля убеждала Александра, что это его ребёнок, а он грубо толкнул бедняжку и пригрозил стереть в порошок, если та подаст на алименты. Другого я и не ожидала от этого поганца. «Яблоко от яблони недалеко падает», – как точно подметила народная мудрость.
Александр резко развернулся и быстро ушёл. Девушка с ребёнком медленно поднялась с земли и пошла по дорожке прочь от дома, забыв про сумку.
Я вернулась к лавочке и подобрала оставленную сумку. Девушка быстро скрылась за углом. Я села на лавку, где раньше сидела девушка. Пришлось открыть сумку: пелёнки, бутылочка с водой и документы в полиэтиленовом мешочке. «Вернется же она за своей сумкой». – Я успокоилась и с нетерпением стала ожидать беглянку. Время шло, но она не спешила возвращаться. Я схватила сумку и побежала за женщиной. Куда же она пошла? Мне показалось, что на остановке мелькнуло что-то пестрое. Я помчалась на остановку. Но женщины с ребёнком там не оказалось. В отчаянии я побежала в противоположную сторону.
Наконец, я увидела её, маленькая фигурка в пестром платке быстро шла в сторону коммунального моста через Обь. Господи, что она задумала? Я неслась за ней, повторяя про себя: «Лишь бы успеть! Лишь бы успеть». Светофор загорелся красным и целую вечность не переключался. Я смотрела на поток машин, которые неслись перед моими глазами, и слезы текли по моему лицу: «Не успею!»
Она уже начала переваливаться через перила моста, когда я подбежала к ней. Я успела схватить её, от резкого движения она упала на тротуар. Я прижала её к себе, успокаивала, говорила всякую чушь, лишь бы отвлечь её, успокоить. Она еле стояла на ногах. Я привезла женщину с ребенком к себе домой.
Дома я уложила её на диван, и она потеряла сознание. Еле успела подхватить ребёнка. Я полчаса ругалась по телефону с регистратурой поликлиники, пригрозила им судом, если с моей сестрой что-то случится. Пришлось сказать, что Зоя – моя сестра. Имя женщины я посмотрела в её паспорте. Я была права, она приехала из деревни из Болотнинского района. Я вдохновенно врала, что она будет жить у меня, что у неё будет городская прописка. Наконец, прибыл врач. Врач сказала, что у Зои переутомление, осложненное простудой, прописала кучу лекарств, велела соблюдать покой.
После ухода врача я занялась ребенком. Это оказалась девочка, изможденная, похожая, скорее, на старушку, чем на ребенка. Я ужаснулась. Не хватало, чтобы ребёнок Зои умер у меня на руках. Я сомневалась, что девочке без документов, окажут необходимую помощь. И меня понесло. Приехавшему детскому врачу, я выдала, что это мой ребёнок. Лишь врачебная этика помешала этой пожилой женщине, покрыть меня матом. Она с трудом нашла приличные выражения, чтобы высказать, что она думает о такой нерадивой мамаше, как я. Я стерпела ради девочки. Главное, что малышке помогли. Мне составили целую таблицу, когда и чем кормить девочку, прикрепили к детской кухне. Назначили медицинскую сестру, которая регулярно будет нас навещать.
Вечером я валилась с ног от усталости. Зоя, напившись успокоительных, спала на моем диване. Малышку я обмыла влажной пеленкой, накормила и уложила спать в старую ванну, предварительно отмыв ванну от пыли и грязи. Перестирала все